— Я слышал, если коснуться его рукой без перчатки, умрешь в течение недели.
— Испуганным. Как мышь в мышеловке. Он видел, как мертвые проходят сквозь стены. Ужасы на перекрестках. Теперь он не выходит из дому.
И только Фолькхаймер бодрствует. На коленях у него станция, между ногами — аккумулятор, на голове — наушники, в которых трещат помехи. И не потому, что он надеется что-нибудь услышать, а оттого, что Вернер так все оставил. Оттого, что нет сил их снять. Оттого, что много часов назад он себя убедил: если шелохнуться хоть чуть-чуть, гипсовые головы в углу подвала его убьют.
В большом конверте конверт поменьше и письмо, в котором женщина из Эссена описывает путь маленького конверта из американского лагеря для военнопленных, где находился ее брат, через военный архив в Нью-Джерси, через ветеранскую службу в Западном Берлине к бывшему фельдфебелю и от него к женщине, написавшей письмо.
— А я сегодня познакомлюсь с дядей Этьеном?
Ютта не может оторвать взгляд от моря. Оно изумрудно-зеленое и невообразимо огромное. Одинокий белый парус скользит прочь из гавани. На горизонте то возникают, то пропадают за волнами два траулера.