— Вернер, — произносит фрау Елена медленным, как будто сонным, голосом, не отрывая глаз от ефрейтора, — этот человек говорит, что у него сломался приемник и надо…
Выстрелы сперва доходят по воздуху, долей секунды позже — через наушники, да так громко, что Вернер почти срывает их с головы. И тут же умолкает даже треск помех. Тишина в наушниках — как нечто тяжелое и надвигающееся, призрачный дирижабль, медленно идущий на посадку.
— Вот голубые мидии. А вот мертвый краб, чувствуешь клешню? Осторожнее, пригнись.
Следующим делом он сооружает в шкафу фальшивую заднюю стенку, которая ездит на полозках, так ее можно открывать с обеих сторон. Вечером они с Мари-Лорой пьют чай и едят плотный, крошащийся батон из пекарни Рюэлей. Наконец совсем темнеет. Мари-Лора вслед за дядюшкой поднимается на шестой этаж и оттуда на чердак. Этьен выдвигает в трубу тяжелую телескопическую антенну. Щелкает тумблерами, и все помещение наполняется тихим потрескиванием.
Шаги движутся к спальне мадам Манек. Медленные шаги, — возможно, там темно. Неужто уже ночь?
Дыхание у него частое. Мари-Лора поднимает руку, но там лишь воздух.