Он живет с матерью в западном пригороде Берлина. Через единственное окно видны несколько амбровых деревьев, огромная, по большей части пустая стоянка супермаркета и скоростная автомагистраль.
— Спасибо, нам ничего не нужно, — отвечает фон Румпель.
Сердце бешено стучит, голова отказывает. Со свечой в левой руке и пистолетом в правой, фон Румпель вновь поворачивается к гардеробу. Места столько, что внутри можно поместиться целиком. Как эту громадину втащили на шестой этаж?
Вода плещет под ногами. Мидии щелкают раковинами. Мари-Лора думает о моряках, которые жили в этом городе, о контрабандистах и пиратах, как они вели свои суденышки по темному морю между десятью тысячами рифов.
Мари-Лора упирается ладонями в стол. Она представляет, как мать с сыном проходят в дверь, маленькая рука зажата в большой.
Он думает о своем детстве, об угольной пыли, которая висит в воздухе, ложится на подоконники, забивается детям в уши и в легкие; только здесь, в этой дыре, пыль, наоборот, белая. Как будто он завален в глубокой шахте — в каком-то смысле это та же шахта, в которой погиб отец, и одновременно — ее противоположность.