Бернд отворачивается. В глазах паника. Он пытается взглянуть, что у него с ногой.
— Такой крупный и редкий бриллиант стоит примерно как пять Эйфелевых башен.
— А знаете, Этьен, — говорит мадам Манек с другого конца кухни, — что будет, если лягушку бросить в кипяток?
Мари-Лора вдавливает крохотную парадную дверь, освобождая внутреннюю защелку, и дом отделяется от макета. У нее в руке он размером примерно с отцовскую сигаретную пачку.
Эхо колокольного звона затихает. Она проспала почти весь день. Что это за приглушенный рокочущий гул? Толпа? Или по-прежнему море?
Напряженное молчание. Мари-Лора чувствует всех девятерых. Девять голов медленно думают. Она вспоминает об отце, которого посадили в тюрьму — за что? — и ей хочется плакать.