Если немец снова откроет шкаф, сдвинет одежду, протиснется внутрь и поднимется на чердак, что ей делать? Ударить его по голове подставкой для зонтов? Заколоть разделочным ножом?
В голове звучит папин голос: Сперва решетка, затем дверь. Значит, этот человек, кто бы он ни был, вошел, а не вышел. Он в доме.
Он поворачивается, как будто собрался уйти, и с парфюмера мигом слетает вся самоуверенность.
Мари-Лора просыпается: игрушечный домик прижат к груди, дядюшкино пальто взмокло от пота.
Насколько она может понять, погреб — просто сырая яма. Они некоторое время сидят на свернутом ковре под открытым люком и слушают, как мадам Манек, напевая себе под нос, заваривает чай и собирает на стол. Этьен дрожит.
— Есть вероятность, — говорит Этьен, — что мы так ничего и не узнаем. Надо быть к этому готовыми.