Дождь молотит по крышам и по стенам, струйками журчит за выбитыми окнами. Вокруг — ее камешки и ракушки. Папин макет. Ее одеяло. И где-то должны быть туфли.
— Не говори ему ничего, — вмешивается первый.
Дом кряхтит, скрипит, стонет. Затем нарастает вой, словно ветер бежит по высокой траве, только громче, голоднее. От него рвутся занавески и барабанные перепонки.
Ефрейтор стучит в заднюю дверь. Горничная в платье с завышенной талией забирает у них верхнюю одежду, умело стряхивает воду, вешает на вешалку с бронзовой подставкой. Из кухни пахнет пирогами.
— Предыдущий техник, — говорит Нойман-первый, — ничего не нашел.
Проходят секунды. А может быть, минуты. Вернер по-прежнему стоит на коленях. Найти фонарик. Потом остальных. Потом выход. Потом разобраться, что со слухом. Может, австрияки сверху уже пробиваются через завалы на помощь. Однако Вернер никак не может найти фонарь. И даже встать не может.