И все-таки: а что, если парфюмер говорил правду?
«Мы залп пуль, — поют новички, — мы пушечные ядра. Мы — острие клинка».
Комната как будто вращается. Сестра настойчивее окликает его по имени, и Вернер прижимает наушник к ее уху.
— «Глава первая. Плавающий риф. Тысяча восемьсот восемьдесят шестой год ознаменовался удивительным происшествием, которое, вероятно, еще многим памятно…»
Мальчишки пригибаются к партам. Никто не поднимает руку. Гауптман идет вдоль рядов. Вернер пытается не шевельнуть ни единым мускулом.
— Не знаю, мадам Манек. Извините, мне холодно тут стоять.