Кто-то — наверное, она — открывает окно, и свежий морской воздух врывается на площадку, шевеля все: занавески Этьена, его бумаги, его пыль. Мари-Лоре пронзительно хочется, чтобы папа был рядом.
Со свистом проносится снаряд; подвал дрожит.
Фельдфебель Рейнгольд фон Румпель просыпается спозаранку. Натягивает форму, убирает в карманы пинцет и лупу, надевает белые перчатки. К шести часам он уже в фойе гостиницы, полностью готовый к выходу: ботинки начищены, кобура застегнута. Хозяин приносит хлеб и сыр в темной плетеной корзинке, сверху полотняная салфетка — все как в лучших домах.
Макс, держа самолетик в руках, несется к двери.
«Они годами хранились в контейнерах для образцов, однако, стоило их смочить, принимались ползать и выглядели вполне здоровыми… Треснутая раковина, даже если часть ее отколота, со временем восстанавливается за счет отложения вещества панциря в поврежденных местах».
Уже двадцать девять дней, как отец Мари-Лоры пропал без вести. Она просыпается оттого, что тяжелые туфли мадам Манек взбираются на третий этаж, на четвертый, на пятый.