— Почти все когда-либо жившие виды вымерли, Лоретта. У человека нет никаких причин считать себя исключением! — говорит он почти торжествующе и наливает себе вина.
Отчего у Вернера дрожат руки? Отчего перехватило дыхание?
— Это хорошая тюрьма? Я хочу сказать, она получше других?
За окном школьный оркестр репетирует триумфальный марш. Нордической внешности мальчик сгибается под тяжестью тубы.
И тут же — словно он опять, восьмилетний, сидит вместе с Юттой на полу сиротского дома — треск. Громкий ровный треск атмосферных помех. Вернер слышит, как сестра произносит его имя, и тут же в памяти возникает другой, неожиданный образ: флаг на доме герра Зидлера, свисающий с подоконника верхнего этажа, новехонький, темно-алый, с черной свастикой посредине.
Из проулка доносится звук шагов. Этьен приоткрывает ставни в спальне Мари-Лоры, смотрит на шесть этажей вниз и видит в лунном свете призрак мадам Манек. Воробьи садятся в ее протянутую руку, и она одного за другим убирает их за пазуху.