Она выглянула в окно – никого не было в саду между старыми яблонями, только поднимался белый дым от непотухшего костра, путался в ветвях. Лера стала на колени и попробовала открыть шпингалет. Он не поддавался.
– Мне надоели ваши неприятности личного характера, – заявил Андрей Ильич негромко. – Они мне еще в Москве надоели хуже горькой редьки.
– Я уехала, потому что больше не было смысла оставаться. Все свои вопросы я решила, ответы нашла. И уехала.
Он разыскал в сарае грабли с длинной, как будто отполированной ручкой и стал сгребать прошлогодние листья. Андрей Ильич сгребал листья и думал, и то, о чем он думал, пугало его.
…Модест Петрович весь вечер стучал по крашеным полам галошами. В галошах перелезать через подоконники и перепрыгивать через заборы неудобно, считай, невозможно. Кто еще выходил?.. Аспирантка Настя Морозова и студент Митя, помогающий «с реставрацией некоторых полотен». Они выходили «покурить», это Боголюбов помнил совершенно точно. Красивая и задиристая Нина, кажется, тоже выходила или нет?.. Знаменитый писатель Сперанский, сын знаменитого художника Сперанского, весь вечер просидел возле Анны Львовны. Он мужчина… курпулентный и скакать через заборы вряд ли бы сподобился.
– Это человеческая посуда, а не собачья, – строго сказал Боголюбов. – У тебя своя есть! Надо нам миску купить, что ли…