Дворец ни при чем, конечно, но жила Нина на самом деле странно. До того странно, что это требовало обдумывания. Придумать объяснение прямо здесь, при ней, у него не получалось.
– Не-ет, – протянул Саша. – Убивать вас ему неинтересно. Интересно над вами издеваться. – Тут он быстро и очень внимательно взглянул на Юльку. – Он ведь издевался над вами?..
– Да на, на! – Модест Петрович распахнул приоткрытую дверь несгораемого шкафа и швырнул в Боголюбова растрепанными листами.
В этом веселом голосе, приглушенном стенами и рамами, была какая-то опереточная жуть, и Лере показалось, что все это происходит не с ней. Ну, не может быть, чтобы она пряталась на чердаке, двигала комод, надеясь хоть на какое-то время продлить оборону, и прислушивалась к звукам за окнами!
Моментально со всех дворов Красной площади залаяли собаки, поднялся шум и гвалт.
– Да в каком, в каком! В прямом!.. Да не прикидывайся ты, все ведь понимаешь!.. – Модест Петрович вдруг близко и прямо взглянул Боголюбову в лицо. Ненависть была в этом взгляде, самая настоящая, неподдельная, честная. – Только рано победу праздновать, попомни мое слово. Еще посмотрим, кто кого.