Впрочем, какая теперь разница. Я знала, что до двери не дойду никогда. Сначала станет так плохо, что я не смогу двигаться, а потом мне разъест глаза, и я ни за что не выберусь на поверхность. Так я и останусь на этой лестнице, как антрополог, так и не разгадаю невозможное, как психолог. Я встала и повернулась – это далось с болью, будто я оставила часть себя там, на ступеньках. А затем медленно побрела наверх. Портал света оставил такой же след в моем воображении, как и Слизень.
– Сколько всего экспедиций побывало в Зоне?
Я ушла на кухню налить себе воды. Он в это время допивал второй бокал вина.
Я швырнула пистолет далеко в дюны, скомкала конверт и отправила его следом. Я подумала о журнале мужа и о том, что было бы по-своему лучше, если бы его там не оказалось. А еще в глубине души я по-прежнему была зла на психолога.
Если же это был не ритуал, тогда речь шла об общении, причем осмысленном, а не биологически мотивированном. Что могли слова на стене сообщать Башне? Напрашивался вывод – по крайней мере, я так думала, – что Слизень не просто жил в Башне, а выходил далеко за ее пределы, собирал слова, переваривал их, даже не понимая смысл, а затем возвращался обратно. Слизень поглощал слова путем запоминания. Строки текста на стенах Башни могли быть какими-то данными, которые Слизень приносил в Башню для анализа.