– Это я, биолог, – спокойно сказала я, хоть мне было не по себе.
– Ничего не сорвалось. Во всяком случае, не до такой степени, чтобы свернуть экспедицию.
Залечивая мои раны, ясность вступила в новую фазу. Я беспрестанно чувствовала зов Башни, кожей ощущала ее под землей – как бывает в пору первой любви, когда не глядя можешь сказать, где точно находится предмет твоих желаний. Видимо, отчасти от того, что мне нужно было туда вернуться, а отчасти от воздействия спор. Тем не менее с этой тягой следовало бороться: сначала дела. И если я смогу заняться ими, не отвлекаясь ни на что постороннее, возможно, мне удастся сложить все воедино.
Ее тон изменился, и я догадалась, что даже в этом состоянии она пытается загипнотизировать меня.
Подойдя ближе, я вгляделась в первую часть предложения. Затейливые письмена были образованы некой густой, отстающей от стены растительностью, которую неспециалист принял бы за папоротниковидный мох. На самом деле мы, скорее всего, имели дело с разновидностью грибницы или иного многоклеточного организма. От букв тянуло сыростью, в которой угадывался запах меда. Миниатюрный лес едва заметно раскачивался, как водоросли на дне моря.