— Ладно, нех так и будет, пан Макс! Только ж заране уговоримся, сколько за жило платить будешь, да на сколько лет Зденека в учение берёшь, да цену ученичества назови. Але ж коли ты, пан Макс, со стороны жену приведёшь — то и ступай себе со Господом в ином месте жить. До моей Даши уж скоро сваты пожаловать смогут, коль кто из хлопцев высмотрит, так что чужая женщина мне тут не нужна.
Наконец пришёл момент, когда рдеющее за окном вечернее солнце коснулось нижним краем верхушки городской стены, и старый воин-монах, смилостивившись, разрешил покинуть пределы обители Святого Бенедикта.
Остальная часть залы была занята ещё двумя столами. Длинный и широкий "общий стол", за которым втолковывали друг дружке что-то на непонятном мне, но явно славянском диалекте пятеро восседавших на длинных скамьях посетителей, одетых несколько богаче, чем уже знакомые мне крестьяне из Малого Коуржима, был заставлен кружками, завален рыбьими костями и широкими, частично обкусанными ломтями хлеба. Что пытались доказать друг дружке гости "заведения", меня абсолютно не заинтересовало, но вот обратив внимание на несколько повышенные тона вкупе с достаточно активной жестикуляцией собеседников, я решил без особой необходимости с ними не контактировать. У торцевой стены находился ещё один стол: достаточно небольшой и аккуратный, с установленными в качестве сидений тремя широкими чурбаками. Падавшие от затянутого плёнкой окна лучи освещали дородную фигуру монаха в широкой коричневато-рыжей рясе. С заменявшей ему пояс верёвки свисала на цепочке металлическая чернильница, а из кошелька-мешочка выглядывали кончики перьев. Кружек перед служителем культа имелось аж пять штук, причём две — явно пустые — уже приняли горизонтальное положение. Такой себе тихий дядечка сидит, никого не трогает, наслаждается… А главное дело — места вокруг не заняты.
— Брат Теодор! — бородатый монах явно был настроен побыстрее передать меня с рук на руки и проследовать по другим делам. — Тут отец аббат прислал к тебе мастера. Велел, чтобы он сегодня приготовил трапезу, а ты бы ни в чём не препятствовал — пусть куховарит по-иноземному, на то дано благословение. По-человечески мирянин не понимает, разговаривай с ним по-германски!
— Можно, святой отец, вполне можно. В Италии, где, как известно, находится Вечный Город Рим, хлеб с оливковым маслом — это пища бедняков, и ни один итальянский монах не откажется вкушать эту пищу, дабы не попасть под подозрение в грехе гордыни и недостаточном смирении…
Пару секунд мы лежали, ощерившись лицом к лицу, грея землю своими боками, а руками вцепившись друг в друга. Убийца явно был сильнее и умел терпеть боль. Жёсткие пальцы всё туже сдавливали шею, лёгкие просто криком кричали, требуя хоть глоток воздуха. До чего же идиотское положение! Пропутешествовать во времени, приноровиться к новым, а вернее сказать — к старинным порядкам, с нереальным фартом отыскать кучу "ништяков", за любой из которых в нашем времени любители старины отвалили бы сумасшедшие деньжищи — и сдохнуть, задушенным собственным вчерашним напарником? Блин же ж горелый! Так нет же!