Остальная часть залы была занята ещё двумя столами. Длинный и широкий "общий стол", за которым втолковывали друг дружке что-то на непонятном мне, но явно славянском диалекте пятеро восседавших на длинных скамьях посетителей, одетых несколько богаче, чем уже знакомые мне крестьяне из Малого Коуржима, был заставлен кружками, завален рыбьими костями и широкими, частично обкусанными ломтями хлеба. Что пытались доказать друг дружке гости "заведения", меня абсолютно не заинтересовало, но вот обратив внимание на несколько повышенные тона вкупе с достаточно активной жестикуляцией собеседников, я решил без особой необходимости с ними не контактировать. У торцевой стены находился ещё один стол: достаточно небольшой и аккуратный, с установленными в качестве сидений тремя широкими чурбаками. Падавшие от затянутого плёнкой окна лучи освещали дородную фигуру монаха в широкой коричневато-рыжей рясе. С заменявшей ему пояс верёвки свисала на цепочке металлическая чернильница, а из кошелька-мешочка выглядывали кончики перьев. Кружек перед служителем культа имелось аж пять штук, причём две — явно пустые — уже приняли горизонтальное положение. Такой себе тихий дядечка сидит, никого не трогает, наслаждается… А главное дело — места вокруг не заняты.