Утро встретило нас проливным дождём, хлеставшим по крыше, по стенам, по булыжной мостовой. Некоторое время я смотрел на пузырящуюся перед домом лужу, потом повернулся к столу. Джеффри с кислым видом жевал хлеб с мясом.
Хозяин поместья наконец зашевелился на полу. Девушка вздрогнула, и её взгляд снова стал испуганным.
Но всё обошлось. Рыцари оказались из ордена госпитальеров. Они ехали на родину из Литвы, где служили вместе с тевтонскими рыцарями под началом магистра Мариенбергской обители. Их было двое, остальные оказались простыми солдатами. Шевалье Гастон д’Арманэль и Анри де Коркоран. Они кое-что поведали о себе. Когда их рассказ коснулся Руси, у меня отчего-то заколотилось сердце. Похоже, я даже разволновался, а затем засыпал их вопросами о тамошней жизни. Затем, как и положено, разговор перешёл на дам, а ещё после пары стаканов вина — на поэзию. Выпили уже достаточно, и только этим можно объяснить то, что я попросил Анри де Коркорана спеть — когда узнал, что тот музицирует и сам сочиняет песни. Француз взял что-то типа лютни и начал играть и петь. Сначала известные баллады, а затем песни собственного сочинения. Я никогда не сочинял песен, но умел брать аккорды на гитаре. Когда мне предложили что-нибудь спеть, я исполнил песню Владимира Высоцкого «Про любовь в Средние века».
— Милостивый господин, пожалейте! Не губите невинную душу!
Вскоре узкая лесная дорога привела нас к торговому тракту. Даже мне, незнакомому с местной жизнью, нетрудно было понять, что это именно торговый тракт — в обе стороны тянулись возы с товарами и караваны мулов, гружённых поклажей.
— Она изнутри не открывается, а муж уехал…