— Мы поехали небольшой группой разведать местность и столкнулись с французским отрядом. Барон Гиссард тогда нас возглавлял. Погиб одним из первых. Только схватились, как подоспела их пехота. Тебя в толчее боя сбили с коня алебардой. Я успел зарубить пехотинца, который собирался проверить твой череп на прочность, но на меня насел рыцарь с львиной головой на щите. Тремя ударами топора развалил мой щит, а четвёртый обрушил на шлем. Я видел тебя. Видел, как ты сражался. Ты только зарубил спешенного рыцаря, как на тебя напали сбоку. Булаву на твою голову обрушил здоровяк в чёрных доспехах и с головой быка на щите. Очнулся я, когда прибыла помощь. Начал искать тебя. Нашёл в луже крови. Доспехи порублены. Шлем помят. Привёз в лагерь, а лекарь начал ругаться. Дескать, зачем привёз, он почти покойник — тащи на кладбище. Зато потом, когда ты начал выздоравливать, всё удивлялся, как ты сумел отбиться от костлявой. Как я обрадовался, когда ты в первый раз открыл глаза! И как клял всё на свете, когда с тобой случился первый приступ ярости. Чем больше ты набирал силы, тем больше становился похожим на зверя. Всё это время я находился при тебе, но стоило мне раз ненадолго отлучиться, как ты чуть не убил человека, и тогда господин барон, твой отец, отдал приказ посадить тебя на цепь в башне. Ты здесь сидишь уже с Рождества Христова, а значит, всю зиму и весну. Вот такие дела, Томас.