– Не волнуйтесь, – сказал он. – Мы здесь одни. Во всяком случае, Генрих поклялся, что никого не будет.
– Мне сказали, что в пансионе тебя больше нет. И на студии нет. Никто не знал, куда ты исчезла из Берлина.
– А ты не допускаешь, что в этом смысле не они, а мы ведем себя неправильно?
– А помнишь, на дереве возле Темзы тоже сапоги висели? – улыбнувшись, спросила Вика.
Максим Леонидович отстранился, приподнялся. Теперь он стоял над Викой на коленях, и она, глядя снизу вверх, могла рассмотреть его лицо во всех подробностях. На лбу у него блестели светлые капли, глаза были закрыты, и на щеках лежали тени от ресниц. Какие длинные, оказывается, у него ресницы! Глаза закрыты, а губы, наоборот, чуть приоткрылись. Как будто улетела стрела, выпущенная из этого прекрасного лука…
«Что у меня в голове? – с недоумением подумала Вика. – Какая-то блузка, при чем блузка, когда со мной такое…»