Значит, Ольга Васильевна не стала рассчитывать на Викину способность добиться жилья и взялась за дело сама.
Полина вздрогнула. Таблички «евреям вход воспрещен» на дверях берлинских ресторанов вспомнились ей так ясно, словно аккуратные буквы проступили перед нею на стене комнаты, как на пиру Валтасара.
– А еще вот что, Вичка, смотри! – воскликнула она. – Сережки купила и кольцо.
Но не зря все, кто ее знал, говорили, что она умеет держать себя в руках. Другие от таких атак таблетки принимают…
Полина вспомнила, как покупала трофейные чашки и тряпки, и ей стало так противно, что она покраснела. Может быть, Роберт заметил это, но ни о чем ее спрашивать больше не стал.
«Он никогда себе не простит… И как же будет с этим жить?.. Но ведь он не виноват, совсем не… Я виновата, только я… Лгала, даже в правде лгала… Что с ними теперь будет?.. Роберт, девочка… И дальше, дальше…»