В Антонининой внешности не появилось ничего нового. Но что угодно могло произойти, конечно, не обязательно же это на внешности скажется.
Она вошла, когда гости уже собирались сесть за стол, и все сразу же забыли об ужине, и все взгляды сразу обратились на нее. В ресторанном зале собралось много красивых, с тонким вкусом одетых дам, поэтому в таком мгновенном и всеобщем внимании к одной было что-то необъяснимое. Но не пугающее это было внимание – в вошедшей высокой, очень стройной женщине не было ничего зловещего или мрачного, – а магическое.
– Удобнее, чем по-немецки, – ответила Полина. – Английский давался мне в лицее лучше.
Дело не в украденных деньгах. Ей некуда возвращаться в этих осенних сумерках. И не в этих тоже некуда. Хрупкий дом, который она выстроила за свою жизнь, разрушен, и не в ее силах было остановить махину, которая это сделала. Или в ее?.. Или сама она что-то сделала не так?.. Вика не понимала.
Она читала ночами, благо ребенок был спокойный и спал по расписанию, читала во время прогулок в сосновом лесочке рядом с домом… Удивительное это, наверное, было зрелище, юная мамаша, сидящая на лавочке возле коляски со спящим младенцем, уткнувшись в «Братьев Карамазовых»!
Вика смотрела на него, растерянного, ощетинившегося, глядящего на нее исподлобья, и понимала, что со многим может смириться, но вот с этим не смирится никогда. Чтобы стозевное чудище изуродовало ее ребенка, заставило его ненавидеть ее, мучиться от этого и в конце концов сломало бы его этим мученьем и этой ненавистью? Да ни за что!