– Да кто бы посмел возразить, сир? – праведно возмутился Седрик. – Ещё бы я заставлял бойцов хоронить тех, кто мог бы тихо зарезать их ночью?!
– Нет. – Я за шиворот вынес психа со справкой из комнаты. – И веди себя потише, Хельга спит.
– Конунг Йохмельсон, такие вещи с наскоку не решаются. Дай нам время посоветоваться!
Первые десять минут всё было относительно тихо. Ну, в том плане, что я торопливо ел, пока Хельга, молча шевеля губами, подсчитывала синяки и ссадины на моём лице. Досчитав до четвёртой или пятой царапинки, она начала шумно дышать через нос, а глаза предательски заблестели. Плохой знак. Если кто-то умудрился довести мою девочку до слёз, я этому идиоту не завидую, потому что у неё есть минимум два защитника. И кстати, разумней будет сдаться на казнь мне или Эду, чем дожидаться, пока случайные слёзы Хельги обратятся в её неуправляемый гнев…
– Белый Комитет может и обязан сие мочь! – твёрдо обрезал старик. – Ибо только нам за обе стороны перед людьми ответ держать. Но правом сим пользуемся редко, понеже опасно оно вельми. На новой луне хотели Хельгу твою видеть, посидеть с чаем да сбитнем с ватрушками, о животе речь повести, о поре юношеской, о мечтах девичьих, о помыслах родительских.
– Седрик, ты порой такой невероятный зануда, – честно признался я. – Мне нужно было рассмотреть его глаза, поэтому я и позволил ему себя сбить. Когда дроу убивает, зрачки становятся у него вертикальными, как у козы.