Пит Рамирес оказался пресным красавцем несколькими годами старше Мэй, а в офисе у него не было ни стола, ни кресел, ни прямых углов. Офис был сферический, и когда Мэй вошла, Пит разговаривал по гарнитуре, размахивая бейсбольной битой и глядя в окно. Поманил ее и закончил беседу. Правую руку протянул Мэй, левая не отпускала биту.
— Привет, Мэй, привет, зрители и подписчики Мэй.
— Ты знаешь, сколь иной была жизнь геев до того, как они стали выходить из шкафов?
— Ну да, но это ведь как минимум неловко. Выходит, что это часть меня, — по крайней мере все мои знакомые так решат. И для всех, с кем я еще познакомлюсь, это будет часть меня. Они станут со мной встречаться, разговаривать со мной, но во мне будет и такая вот часть. На меня наляпали этот новый слой, и, по-моему, так нечестно. Это как если бы я узнала, что твой папа — бывший куклуксклановец…
— Чистая правда, уровень одобрения деятельности конгресса — одиннадцать процентов! И, как вы знаете, на днях выяснилось, что к весьма неприглядным делишкам причастна некая сенатор.
— Хорошо, — сказала Мэй. — Очень спокойно.