Глаза Мэй инстинктивно метнулись к камере на берегу, и она ясно разглядела, как крошечная машинка падает с моста и жестяной игрушкой приземляется на скалы. Мэй знала, что машинка эта — Мерсеров пикап, в глубине души понимала, что после таких падений не выживают, и все же посмотрела на другие камеры, на трансляции с беспилотников, что по-прежнему парили в вышине, — надеялась, что Мерсер стоит на мосту, глядит вниз на останки пикапа. Но на мосту никого не было.
— Я знаю, что не представляю. А твои представления каковы? Ты вообще сознаешь, в какое говно вляпалась? Как ты — вот именно ты — можешь поддерживать такую идею? Ты — само лицо открытого доступа к прошлому, а говоришь… Ты что говоришь-то?
Впереди, посреди Залива, она разглядела нечто новое, рукотворную конструкцию, которой прежде не замечала, и решила, что такова и будет ее задача на сегодня — добраться туда и расследовать. Вблизи выяснилось, что это два судна — ветхая рыболовецкая лодка, а у нее на поводу некрупная баржа. На барже стояло прихотливое, но бестолковое жилище. На суше, особенно в окрестностях, его бы мигом снесли. Мэй видела похожее на фотографиях — лагеря беженцев или лачуги бездомных времен Великой депрессии.
— Садись-ка сюда, — Дениз кивнула на кожаное кресло с высокой спинкой.
— И когда вы приступаете к этой программе? — спросил он.
Мостик вывел на этаж — многокомнатный и многооконный, рассеченный длинным коридором. По бокам офисы за стеклом от пола до потолка, видно местных обитателей. Каждый украшал пространство по-своему — прихотливо, но со вкусом: в одном кабинете полно парусных атрибутов, в основном висят в воздухе на открытых балках, другой уставлен бонсаями. Мэй и Рената миновали кухню — серванты и полки стеклянные, приборы магнитные, аккуратно перекрещиваясь, цепляются к холодильнику, все освещено громадной стеклянной люстрой ручной работы — лампочки разноцветно сияют на оранжевых, персиковых, розовых щупальцах.