На монитор прорвалась Энни: «Что, правда не скажешь? Говори быстро».
— Мало, чтоб было нормально. Ты это будешь часто слышать. Подбирай тщательно. Давай другие попробуем.
Мэй глянула, сколько страниц осталось. Еще четыре листа, исписанные с двух сторон, — скорее всего, там такая же бесцельная околесица. Мэй бросила письмо на пассажирское сиденье. Бедный Мерсер. Всегда был хвастуном, никогда не понимал свою аудиторию. Но даже сознавая, что он пользуется ее родителями, дабы уязвить ее, Мэй была задета. Они правда сердятся? Она успела отъехать всего на квартал, поэтому вылезла из машины и вернулась пешком. Если они и впрямь огорчены — ну, она должна и может как-то это исправить.
Мэй огляделась, готовая замолчать, если заметит хоть одно скептическое лицо, но увидела только любопытство, медленные коллективные кивки людей, привычных к упреждающему одобрению.
Спустя считанные мгновения, упрямо потыкавшись носом в кораллы, акула разломала коралловую арку, извлекла абсолютно беззащитного морского конька и съела в два укуса — сначала хрупкую голову, затем изогнутое тело и хвост, словно вылепленные из папье-маше.
Он показал Париж, Куала-Лумпур, лондонский паб.