Но принимаемые большевиками меры были паллиативом – торф и дрова плохая замена углю и нефти, а заморенные лошадки конки совсем не чета трамваю, что ходил на электричестве. А без последнего и заводы едва теплились, работая, в лучшем случае, на одну десятую часть своих отнюдь не малых мощностей.
– Да, время пришло, дружище! Надеюсь увидеть нашу Белокаменную без этих красных тряпок!
– Это за четыре месяца немного прибрались, а до того тут такое творилось безобразие, что сразу не опишешь! – Воспитанный на любви к флотскому порядку адмирал Колчак чуть ли не сплюнул, настолько выразительным стало его чисто выбритое лицо.
Григулеску рванул клапан и медленно достал из кобуры «браунинг», доставшийся ему трофеем от убитого французского майора. Ведь стоит дослать в ствол патрон, приставить дуло пистолета к виску, плавно потянув за крючок, и это безрадостное для него прозябание разом окончится. Не будет больше ни мамалыги, что ужасно пучит живот, ни опостылевшего местечка, где кроме нищих, непереносимой вони и грязи ничего нет, ни этих угрюмых русских стражников в фуражках с зеленой тульей, что вольготно стоят на том берегу реки.
– Вот и беседую с тобою, а иначе… У нас говорят, что долг платежом красен! Выбор за вами, майор, – вы можете уйти на все четыре стороны, если пожелаете!
– Ты изменник, капитан Полонский… Ты всех нас выдал большевикам, песья кровь!