Цитата #7 из книги «Горький ветер свободы»

Спустя полтора часа мы выехали с постоялого двора и направились в Галлиндию, до границы с которой, как выяснилось, от Эльварды было рукой подать. По обрывкам чужих разговоров я поняла, что Карталь как представитель Селим-паши взялся подписать нужный договор на территории Данте вместо Илкера. Отряд Карталя пересел на лошадей. Меня спросили, умею ли я ездить верхом и, получив положительный ответ, выделили лошадь и мне. Карталь, Данте и Ренцо ехали в карете. Поначалу мне хотелось переговорить с Ренцо. Что, если его точка зрения на исполнение обещаний отличалась от позиции Данте? Но, учитывая разный способ передвижения, равно как и постоянное присутствие внимательных к любым мелочам арканзийцев, такая возможность не появлялась, и вскоре мне стало всё равно. Постепенно мною овладела апатия. Я с равнодушием отметила, как изменился пейзаж вскоре после того, как мы въехали на территорию Галлиндии. По-прежнему палящее солнце, по-прежнему юг, но здесь уже было значительно больше растительности, чем прежде. Пусть и не такие густые, как на севере, но всё-таки леса. Заросли камышей и кустарников, за которыми угадывались змейки ручьев. Потом дикие места сменились возделанными полями, а те — оливковыми рощами. Ещё пара часов — и мы выехали к армону. Он тонул в зелени — тоже местной, южной. Я равнодушно отметила большое количество пальм, причём двух разных видов. Одни были сравнительно низкими и 'пушистыми', стволы почти полностью скрывались за широченными листьями. Другие — наоборот, высокие и почти полностью голые, лишь по несколько длинных листьев на самом верху. Армон построен из какого-то незнакомого мне серого камня с розовыми прожилками. Кажется, три этажа плюс ещё мансарда, как минимум такое впечатление складывается, если судить по форме крыши и верхним окнам. По размерам — что-то вроде маленького дворца, в духе тех, в которых наши правители любят проводить редкие дни отдыха. Мы въехали во двор, один из солдат, спешившись, взял мою лошадь под уздцы. Я тоже послушно спустилась на землю и, когда меня позвал Данте, равнодушно пошла следом за ним. Мы вошли в армон. Прохладно. Потолки высокие. А сам зал не слишком большой. Впереди лестница. Широкая, но кверху сужается. Солдаты отстали: их собирались расположить в другом здании. Остались только Данте, Ренцо, Карталь и я, явно чужая на этом празднике жизни. А также подоспевшие к прибытию хозяина слуги. Карталя уже провожали вверх по лестнице, вероятно в предоставляемые ему покои. Предварительно они с Данте договорились встретиться через полчаса для подписания договора. Видимо, с таким важным делом тянуть дольше необходимого не хотели. Данте повернулся ко мне. — Сандра, нам надо переговорить… — начал было он, но тут к нему подскочил какой-то очень высокий молодой человек в очках и с кипой бумаг, которые он буквально прижимал к сердцу. — Дон Данте, рад приветствовать вас на родине! — быстро заговорил он. — Прошу меня простить, но это очень срочно. Вы долго отсутствовали, и у нас накопились дела, в которых совершенно необходима ваша подпись. А главное, полковник Фернандес прибыл полчаса назад со срочным сообщением. Если с подписями можно было бы продолжать, то я боюсь, что полковник… Юноша, кажется, мог бы долго ещё продолжать, но Данте его прервал. — Понял, понял, — не без раздражения, но в то же время достаточно благодушно кивнул он. Снова повернулся ко мне, задумчиво прикусил губу, потом поманил к себе человека лет сорока из местных. По манере себя держать я определила в нём дворецкого и, как вскоре выяснилось, не ошиблась. Данте что-то коротко ему сказал. Видимо, дал распоряжения на мой счёт, во всяком случае, оба в какой-то момент посмотрели на меня. Молодой человек, прижимавший к груди бумаги, умудрился при этом сложить руки в молитвенном жесте, после чего устремил тоскливый взгляд на висевшие справа от лестницы часы. — Наш разговор состоится, но позднее, — сказал мне Данте, после чего, дав Ренцо знак следовать за ним, поспешил наверх следом за уже взлетевшим по ступенькам юношей. Ренцо доброжелательно подмигнул мне и тоже зашагал на второй этаж. Дворецкий молча указал направление. Я равнодушно пошла за ним. Мы вышли в коридор, добрались до другой лестницы и начали спускаться. По-прежнему пребывая в состоянии апатии, я не сразу сообразила, что происходит. Просто бездумно брела туда, куда указывал дворецкий. И только теперь, увидев дверь с решётчатым окошком, подозрительно напоминающую дверь тюремной камеры, заметила следующего за дворецким стражника. На каком этапе он к нам присоединился?! Не успела я толком испугаться и оказать хоть какое-том сопротивление, как меня затолкнули в камеру и заперли дверь. Я осталась одна в маленькой полутёмной комнате. Кое-какой свет всё-таки проникал через высокое и тоже зарешёченное окошко. Видимо, оно находилось над землёй. На полу — один тонкий матрас. В углу — небольшое углубление в полу, о назначении которого нетрудно догадаться. Больше ничего. Я не стала плакать, нет. Вообще со времени похищения я не проронила ни слезинки. Вместо этого я расхохоталась. Громко и не сдерживаясь. Навзрыд. Резко перестав смеяться, я бросилась к двери и забарабанила в неё изо всех сил. Никакой реакции снаружи не было, но я её и не ждала. Отступила от двери, а потом, вернувшись, изо всех сил толкнула её плечом. Ещё и ещё. Конечно, даже в тогдашнем своём состоянии я отлично понимала, что не сумею выбить дверь. А если бы даже сумела, толку от этого было бы немного. Но дело не в этом. Люди думают, что бьющаяся в окно муха безмозгла и потому не понимает, что перед ней — стекло. Но что, если дело совершенно в другом? Что, если она прекрасно понимает, что наружу не выбраться, но просто не хочет продолжать жить в душной закрытой комнате? И предпочитает разбиться о стекло, лишь бы не оставаться запертой в этой ловушке? Кажется, я разорвала рукав. Кажется, разбила руку в кровь. Один раз даже ударилась головой. Несильно: всё-таки сработал инстинкт самосохранения. Боль немного помогла отключиться от эмоции. А потом они как-то разом схлынули. К тому моменту, когда за дверью камеры зазвучали голоса, я лежала к ней спиной на матрасе и смотрела в стену. — Если не будешь отпирать быстрее, я оторву твои кривые руки! — Голос Данте звучал приглушённо из-за запертой ещё двери. Ключи зазвенели как-то очень нервно, и продолжали позвякивать достаточно долго. Наконец, дверь распахнулась. В камеру вошли. Кто именно, я не видела, поскольку продолжала лежать без движения, глядя в прежнюю, произвольно выбранную точку на стене. Уже потом я узнала, что вошедших было трое — Данте, дворецкий и давешний стражник. Именно он так долго боролся с ключами. — Сандра! — позвал Данте. Я не пошевелилась. — Спит? — тихо спросил он, потом подошёл ближе и легонько потряс меня за плечо. — Сандра! Я снова никак не отреагировала, но он увидел, что у меня открыты глаза. И не только это. — Откуда у неё кровь на руке? — Данте распрямился и, судя по звуку его голоса, отвернулся от меня к своим спутникам. — В придачу ко всему ты посмел её ударить? Кажется, в его голосе прозвучала злость, но я не стала заострять на этом внимание. Какая разница? Я устала от спектаклей. Мне надоели слова. Они всё равно ничего не стоят. — Я к ней даже не притронулся! — воскликнул, оправдываясь, дворецкий. — Значит, ты? — На сей раз ледяной тон предназначен стражнику. — Да вы что! — От волнения тот даже забыл о правилах субординации. — Я ничего ей не сделал! Только дверь запер и сразу ушёл! — То есть, хотите сказать, она сама себя покалечила? — рявкнул Данте. Но через пару секунд пробурчал себе под нос: — Хотя она, пожалуй, могла бы. — Вот видите! — поспешил подхватить дворецкий. — Ты лучше молчи! — гневно отрезал Данте. — Это в любом случае твоя работа! Какого дьявола ты привёл её сюда? — Я же говорил, дон Эльванди, именно так я понял ваш приказ, — сбивчиво принялся за, видимо, повторные объяснения дворецкий. — Вы сказали временно её куда-нибудь определить. Я подумал, что раз знак дракона… — Помолчи! — резко осадил его Данте. — Не зли меня ещё сильнее. — Снова повернулся ко мне и мягко позвал: — Сандра! Я по-прежнему молчала и не шевелилось. Мне было всё равно, хоть ногами бейте. — Сандра, пойдём отсюда. Я продолжила смотреть в стену. Это только кажется, что камень однообразный. На самом деле есть разные прожилки, трещинки. Вот одна, похожая на молнию, бежит по стене снизу вверх. — Ужин для заключённой! — радостно сообщил какой-то новый голос. Он прозвучал настолько бодро и громко, что бил по ушам. Я даже вздрогнула от неожиданности, впервые хоть как-то отреагировав на происходящее в камере. — Для заключённой? — холодно повторил Данте. Что-то в его тоне и взгляде заставило вошедшего мигом растерять бодрость. — А… я зайду попозже, — осторожно предложил он и, видимо, попытался сразу же выскочить в коридор, поскольку дальше последовал окрик Данте: — Стоять! — И более ровным голосом добавил: — Принёс ужин — ставь. Стражник послушно опустил тарелку, наполовину наполненную чем-то невразумительным, на пол, совсем рядом с круглым углублением. Заметив это со своего места краем глаза, я с трудом подавил позыв снова расхохотаться. Можно же было сразу выкинуть содержимое в яму. Зачем пропускать через желудочно-кишечный тракт несчастного заключённого? — Вон! — коротко бросил Данте после того, как тарелка оказалась на полу, и второй стражник поспешил исполнить приказ. Уверена, оказавшись снаружи, он вздохнул с облегчением. — Сандра! Данте хотел снова потрясти меня за плечо, даже поднёс руку, но, видимо, увидел кровь на разорванном рукаве и передумал. Что, накормить меня собираешься? Сам ешь эту гадость, если хочешь. А мне и так хорошо. Я не голодна, хотя, кажется, в последний раз ела давно. И пить тоже не хочу. Вообще ничего не хочу. Зато похожая на молнию трещина по-прежнему притягивает взгляд. — Так, Сандра, вставай! Голос Данте зазвучал более настойчиво. — Сандра, — продолжил он после непродолжительного молчания, — сейчас мы отправляемся в гостиную. Ты пойдёшь сама или хочешь, чтобы я тебя туда отнёс? Хотя последние слова и прозвучали как угроза, они оказались настолько неожиданными и настолько плохо вписывались в обстоятельства, что я, поморгав, оторвалась от созерцания стены. Ладно, раз уж меня настолько не хотят оставить в покое… Я встала с матраса и с непроницаемым выражением лица медленно вышла из камеры. Снаружи остановилась, но только потому, что запамятовала, куда идти дальше. Стражник вышел следом, за ним Данте. Дворецкий оказался последним, но Данте неожиданно перегородил ему дорогу. — А ты посиди здесь и подумай, как наперёд принимать решения, — заявил он. — Вон и ужин как раз принесли. И захлопнул дверь. Стражник вопросительно посмотрел на хозяина, предполагая, что это всего лишь такая шутка, но тот лишь вопросительно изогнул бровь — мол, чего медлишь? Стражник послушно запер камеру. — Идём! Это уже было сказано мне. Тон был вроде и мягче, но споров не предполагал. Равнодушно пожав плечами, я стала подниматься по лестнице вслед за Данте. Потом был коридор, потом вторая лестница — та самая, парадная, сужающаяся кверху. Данте несколько раз оглядывался, но ничего не говорил. Один раз коротко отдал какое-то распоряжение встретившейся по пути служанке. Я не вслушивалась. Наконец, мы вошли в комнату. Действительно гостиная, но какая-то маленькая. Похоже, гостей принимают обычно не здесь. Впрочем, сколько гостиных в армоне? Наверное, с десяток, если не больше. Эта, видимо, являлась частью личных покоев. Моё предположение подтвердилось, стоило получше оглядеться. Через открытую дверь в соседнюю комнату можно было увидеть край кровати. Не могу сказать, чтобы меня это взволновало. Я осматривалась с прежним равнодушием. — Сандра! — позвал Данте. Я подняла на него несколько дезориентированный взгляд. — Сядь. Он сам подвёл меня к небольшому двухместному дивану с зелёной обивкой и усадил на мягкое сиденье. Пожалуй, наличие нормальной мебели где-то в глубине души радовало. Кресла, стулья, диваны. А не эти дурацкие ковры, циновки и подушки. Я послушно сложила руки на коленях. Смотрела в сторону. Данте опустился передо мной на корточки и поймал мой взгляд. — Сандра, прости, — сказал он, взяв меня за руки. Аккуратно, за самые кончики пальцев. — Никто не собирался заключать тебя под арест. Это моя вина. Я велел дворецкому где-нибудь тебя разместить. Имел в виду одну из гостевых комнат, а он неверно истолковал мой приказ. Но злого умысла не было. Правда. Я бесстрастно пожала плечами. Допустим. Вполне вероятно, что так. Какая, в сущности, разница? — Покажи мне свою руку, — попросил, поднимаясь, Данте. И уже начал её осматривать, но я резким движением отстранилась. Вот прикасаться ко мне ни к чему. И вовсе не потому, что я боюсь физического насилия. Просто не хочу чужих прикосновений. Довольно в мою жизнь и в моё личное пространство вторгались все, кому не лень. Данте нахмурился, но настаивать не стал. — У тебя гусиная кожа, — вместо этого заметил он. — Ты замёрзла. И снова пожатие плечами. Замёрзла? Не знаю, я вроде бы ничего не чувствую. Хотя это было бы логично: в камере наверняка было холодно. Да, похоже, что замёрзла: руки Данте кажутся горячими, значит, мои, наверное, ледяные. А он зачем-то снял свой камзол и набросил мне на плечи. Ну вот, теперь я, кажется, работаю вешалкой. — Я верю, что не было злого умысла, — отсутствующим голосом сказала я, возвращаясь к предыдущей теме разговора. — Что теперь? Куда меня отправят? На кухню? Или, может быть, на конюшню? Во мне снова стала просыпаться злость. Она пока ещё не проснулась окончательно, скорее так, медленно ворочалась, напоминая о себе. И где-то на краю сознания я чувствовала, что это лучше, чем всепоглощающая апатия. — Сандра. — Данте вздохнул. — Можно я сяду? Он указал взглядом на место рядом со мной. Я безразлично передёрнула плечами. Он же здесь хозяин. Так с какой стати спрашивает? Данте расценил мой жест как согласие и, наверное, был прав. Я и сама не понимала себя сейчас до конца. Он опустился на диван, развернулся ко мне, и снова заговорил. — Сандра, — его голос прозвучал сейчас очень мягко, — как ты думаешь, почему я тебя купил? У тебя есть какие-нибудь предположения? Я в первый раз подняла на него взгляд. Есть ли у меня предположения? О да! По меньшей мере три. Беда в том, что все они противоречат друг другу. Поэтому я высказала совершенно нейтральное предположение: — Тебе понадобилась рабыня? Эти слова почему-то вызвали в нём слабую улыбку. — Нет, Сандра. У меня вообще нет рабов. Видишь ли, я вообще ненавижу рабство. Напрасно ты так удивляешься, — заметил он, видя мой недоверчиво-вопросительный взгляд. — Во-первых, здесь не Арканзия. В Галлиндии многие отрицательно относятся к рабовладельческому строю. Здесь работорговля давно объявлена вне закона, хотя люди по-прежнему могут привозить рабов из-за границы. Но делают это всё реже и реже. А во-вторых, — он немного помолчал, будто не очень хотел вдаваться в подробности, но затем всё-таки продолжил, — моя кормилица была рабыней. И в молодости успела немало настрадаться по этой причине. До того, как попала в Галлиндию. Моя мать умерла очень рано, так что кормилица была очень близким мне человеком. Так что у меня есть свои личные причины быть противником рабства. — Тогда почему же ты меня купил? — Разве это не очевидно? Потому что не хотел допустить, чтобы тот ублюдок, которому место по меньшей мере за решёткой, а скорее — на виселице, тебя убил. — Ты спасаешь так всех рабов? Выкупая их на деньги из собственного кармана? Данте усмехнулся, уловив мой сарказм. Я всё ещё ему не верила, точнее сказать — не знала, верить или нет, и он это понимал. — Нет, — признал он. — Я не такой альтруист. И вообще далеко не ангел, как ты верно заметила. Но не всех рабов пытаются убить прямо у меня на глазах. А кроме того, — он задумчиво сощурил глаза, глядя в сторону, будто что-то вспоминал, — не скрою, мне понравилось то, как ты себя повела. Совершенно безрассудно и при этом решительно. Неготовая расстаться с человеческим достоинством. Тот пират был уверен, что ты целиком и полностью в его власти; ты же манипулировала им, заставив поступать именно так, как хотела ты. Ты могла бы притвориться покорной, а потом использовать эту способность к манипуляции, чтобы возвыситься над другими рабами. В рабовладельческом обществе таким образом можно подняться очень высоко. Но ты не захотела идти таким путём, и это мне тоже понравилось. Я смотрела на него, чувствуя себя сбитой с толку, и не знала, верить или нет. — Я совершенно случайно оказался на невольничьем рынке, — сказал Данте. — Там просто лежал кратчайший путь к таверне. Я не собирался никого покупать. И в том, что я тебя выкупил, не было ровным счётом никакого меркантильного интереса. В дверь постучали, словно специально для того, чтобы дать мне время собраться с мыслями. В комнату вошла служанка, принесшая на подносе кубок с каким-то напитком. — Пунш, как вы и велели, дон Данте. Она поднесла было напиток ему, но он кивнул в мою сторону. Служанка поставила поднос на маленький столик, совсем крохотный (поднос занял его целиком). С лёгкостью приподняла столик и поставила его напротив меня. Присев в реверансе, удалилась. — Пей, — посоветовал Данте. — Согреешься. Я подняла на него затуманенный взгляд и впервые почувствовала, что мне действительно как-то зябко. Камзол помогал недостаточно, поскольку был всего лишь наброшен на плечи, а не застёгнут на все пуговицы. Взяла кубок и сделала осторожный глоток. Напиток был, как и положено, горячим. Вино, или даже несколько разных вин, какие-то пряности и фруктовый привкус. Организм действительно начал прогреваться. Я отпила ещё. Когда количество жидкости в кубке уменьшилось вдвое, я вернула его на столик и всё-таки задала свой вопрос. — Если всё так, как ты говоришь, почему ты не мог мне этого объяснить? Почему делаешь это только сейчас? — Ну, первое время я полагал, что ты не знаешь языка, — напомнил Данте. — То, что у тебя нет злых намерений, можно протранслировать и другими способами. — Я отказалась принимать вину на себя. — Можно, — согласился Данте. — Но была и другая проблема. Я ведь намекнул тебе на это в Бертане. Мы постоянно находились под присмотром арканзийцев. Ты достаточно наблюдательна и не могла этого не заметить. Сандра, я отправился за границу не просто так. На протяжении многих лет арканзийцы регулярно совершали налёты на наши земли. Я молчу об экономических убытках, но при этом гибли люди. Я долгое время вёл переписку с Селим-пашой, пока, наконец, мы не достигли некой потенциальной договорённости. Дальше была необходима встреча, а затем и составление письменного соглашения. Слушая, я машинально взяла кубок и постепенно допила пунш. Попутно сопоставляла рассказ Данте со своими собственными выводами, основанными на той обрывочной информации, которую мне удалось собрать в дороге. Теперь восполняла пробелы и исправляла неточности. — Дело было настолько важным, что мне пришлось самолично отправляться в Арканзию, — продолжал Данте. — Ни с кем другим переговоры вести бы не стали. Брать с собой большой отряд я не счёл целесообразным. На их территории численный перевес в любом случае оказался бы на их стороне. При этом арканзийцы восприняли бы такой поступок с моей стороны как выражение угрозы, и отреагировали бы соответственно. Поэтому я взял с собой только Ренцо. И в целом всё прошло успешно. Но с этими людьми ни в чём нельзя быть уверенным окончательно, до тех пор, пока на листке не поставлена самая последняя подпись. Видишь ли, Сандра, это юго-восток. Там очень многое отличается от того, к чему ты привыкла на севере. Да и от нашей галлиндийской ментальности тоже. Среди прочего на востоке ценят силу. Зачастую ценят выше, чем справедливость и тем более честность. Честность с их точки зрения вообще важна лишь между 'своими'. Обмануть чужого можно и зачастую даже почётно. Но я сейчас не о том. С позиции арканзийца, заключать договор можно только с сильным союзником. Это одно из главных условий. Если потенциальный союзник проявляет слабость, от него с лёгкостью избавляются. И дальше заключают союз с более сильным человеком, который приходит на смену. Либо не заключают вовсе. Понимаешь, что это означает? — Догадываюсь, — кивнула я. — Если бы ты проявил слабость, арканзийцы с лёгкостью избавились бы от тебя и разорвали договор, который так и не был заключён до конца. — Совершенно верно, — одобрительно хмыкнул Данте. — Значит, ты ходил по лезвию ножа, — заметила я. Он хмыкнул: я явно не сообщила ему ничего нового. — Мало ли что взбрело бы в голову этим людям. И что они восприняли бы как слабость, учитывая разницу в менталитете. — Справедливо, — подтвердил Данте. — Однако помогало то, что я неплохо знаю их менталитет. И одну вещь я знаю точно, — очень серьёзно продолжил он. — Сострадание к рабу является в Арканзии признаком слабости. Я опустила глаза, делая выводы. Данте внимательно на меня смотрел, наблюдая за реакцией. — Я не мог напрямую протранслировать свои намерения, — проговорил он, увидев, что я уже сумела сложить два и два. — Если бы меня решили убрать — а такие решения принимаются на востоке очень легко, — то убили бы и тебя, и Ренцо. А на приграничные земли продолжились бы набеги, в ходе которых гибнут десятки людей. Лучше от этого не было бы никому. Я знаю, что тебе пришлось нелегко, Сандра. Но, к сожалению, у меня были связаны руки. Ренцо мог позволить себе чуть больше как подчинённый, и он пользовался этой возможностью. Но и его свобода действий была существенно ограничена. Я вспомнила намёки, которые Данте делал в своё время касательно Илкера. Вспомнила навязчивое присутствие Карталя. То, насколько по-разному Данте вёл себя со мной в присутствии арканзийцев и когда мы остались в Бертане один на один. — И несмотря на это ты спасла нам с Ренцо жизнь, — добавил он, аккуратно взяв мою руку в свою. — Хотя на тот момент имела все основания считать нас своими врагами. Если ты думаешь, что я об этом забыл, ты сильно заблуждаешься. Я пожала плечами, глядя в пол. Я не считаю своими врагами людей, которые уступают мне свою постель. Но дело не в этом. — Так ты отпустишь меня? — тихо задала я свой самый главный вопрос. Тот, на фоне которого меркли все остальные неясности, ошибки и недоразумения. Данте запрокинул голову и тяжело вздохнул. Сердце ёкнуло и упало куда-то вниз: ответ был понятен без слов. Выпустив мою руку, Данте встал с дивана и прошёлся по комнате. — Сандра, как я уже сказал, мне не нужны рабы. Так что, поверь, я отпустил бы тебя хоть сегодня, как ты говорила, на все четыре стороны. Но дело не во мне. Ты ведь знаешь, что я при всём желании не в силах избавить тебя от этого? Он указал на украшавшего мою руку дракона. Я мрачно кивнула. Да, это было мне известно. — Никто не может, — подтвердила я. — Увы. Магию камней научились использовать для того, чтобы ставить клеймо. Но никто не умеет его снимать. Обыватели, конечно же, нашли этому объяснение. Дескать, боги решают, кому быть рабом, а кому нет. И человек — в том числе и хозяин раба — не вправе идти против их воли. Сам я не склонен искать объяснения в области сверхъестественного. Полагаю, люди просто не научились сводить такие знаки. Впрочем, факт остаётся фактом: как правило, клеймо передаётся по наследству, но иногда дети рабов рождаются с нетронутой кожей. И в этом случае решение принимается безоговорочно: ребёнок получает статус свободного человека. — Он потряс головой, почувствовав, что зашёл сейчас в совершенно ненужные дебри. — Всё это означает одно: я могу тысячу раз тебя отпустить, но в глазах людей ты останешься рабыней. Да, я нарушил слово, не дав тебе уйти в Арканзии, как ты того хотела. Но что бы произошло, поступи я иначе? Рабыню, путешествующую без хозяина, задержали бы очень быстро. В лучшем случае первый встречный рабовладелец попросту забрал бы тебя себе, и кто знает, каким человеком он бы оказался. Признаться, меня передёрнуло при мысли об этой перспективе. Я почему-то не подумала о такой возможности, а ведь сейчас она прозвучала совершенно логично. Что делает прохожий, если обнаруживает на дороге чужую собственность, скажем, кошель с монетами? В редких случаях пробует найти хозяина. Но чаще всего забирает кошель себе. Кошель или что-нибудь другое, что плохо лежит. В данном случае 'плохо лежала' бы я. — Что же тогда в худшем случае? — пробубнила я, глядя в сторону. — В худшем ты попала бы в руки властей, — ответил Данте. — Тогда тебя могли бы казнить как беглянку. Поэтому отпустить тебя на территории Арканзии я не был готов ни при каких условиях. Именно потому, что ты спасла мне жизнь. В Галлиндии дело обстоит несколько иначе. Как я уже говорил, здесь не слишком жалуют рабство. Работорговля запрещена, а у рабов, привозимых из-за границы, значительно больше прав, чем всё в той же Арканзии. Но ситуация всё равно далека от совершенства. Раб остаётся рабом, и путешествовать в одиночку с клеймом чревато серьёзными неприятностями. Во-первых, здесь проживает много арканзийцев, а об их отношении к рабам тебе известно. Да и среди местных отношение встречается всякое. Есть люди, которые считают, что по отношению к рабу, тем более рабыне, можно позволить себе то, что недопустимо со свободным человеком. Да, здешние суды не относятся к рабу как к вещи, но прав у свободных людей всё равно больше. И расклад 'слово свободного против слова раба' редко решается в пользу последнего. Был не один случай, когда преступники пытались повесить всех собак на ни в чём не повинного человека с клеймом. Нередко им это удавалось, хотя в последнее время ситуация и начинает меняться к лучшему. Два таких дела получили большой резонанс. Хмурясь, он снова прошёлся взад-вперёд по комнате, хрустнул костяшками пальцев. — Сандра, я буду говорить прямо: риск попасть в беду с драконом на руке очень велик и в Галлиндии. А я не хочу, чтобы ты попала в беду. По мере того, как он говорил, мои плечи опускались всё ниже и ниже. Нет, на сей раз я верила Данте. Зачем ему было лгать? Ведь проверить правдивость его рассказа было проще простого, достаточно совсем немного поговорить с кем-нибудь из местных. Данте подошёл ко мне и опять присел на корточки напротив. — Поэтому я хочу предложить тебе решение, — сказал он. Я подняла на него скептический взгляд. Какое тут может быть решение? — Ты останешься в моём армоне, — продолжал Данте. — Выберешь себе занятие по вкусу. Всё, что захочешь. Армон большой, вариантов много. Будешьполучать жалованье, соответствующее твоей должности. И станешь жить жизнью, ничем не отличающейся от жизни свободного человека. Делать выбор за тебя я не собираюсь, но успел немного над этим подумать. Специалист по теоретической магии здесь, к сожалению, не требуется, но есть сферы, где твои знания вполне могли бы пригодиться. К примеру, здесь есть группа лекарей, которые, помимо лечения больных, проводят эксперименты, изобретая новые способы врачевания. Они пользуются для этих целей магическими камнями, и консультации специалиста наверняка придутся им очень кстати. Есть советники по международным связям, им всегда не хватает людей, знающих иностранные языки. Кроме того, вакантна должность Архивариуса. — Архивариуса? — невнятно пробормотала я. — А в чём она заключается? Язык заплетался, отражая тем самым хаос, творившийся сейчас у меня в душе. Когда Данте начал говорить о занятии по вкусу, я, признаться, подумала о таких опциях, как мытьё полов, приготовление пищи и прополка грядок. Поэтому когда Данте внезапно заговорил о квалифицированной, профессиональной работе, я подняла голову, расширила глаза и, кажется, даже приоткрыла рот от удивления. И никак не могла понять: радоваться мне, продолжать сетовать на судьбу или просто вылить себе на голову ведро холодной воды. Последнее, пожалуй, было бы наиболее уместным. — В армоне есть архив, — охотно принялся объяснять Данте. — Он совмещён с библиотекой. Там хранятся документы, много книг — в том числе по теоретической магии, — и даже кое-какие артефакты, сделанные на основе магических камней. Правда, все они давно вышли из использования и особой ценности не представляют, за исключением исторической. Но, быть может, и научной тоже. Время от времени мне бывает нужно просмотреть те или иные документы, либо отрывки из определённых книг; и то, и другое может оказаться как на арканзийском, так и на других языках. В частности там есть литература на твоём родном языке, и ещё на иртонском. Ты знаешь иртонский? — Да, — кивнула я, всё ещё реагируя на окружающий мир так, словно видела его сквозь пелену тумана. — Мы в университете изучали. — Отлично. Правда, поскольку архив совмещён с библиотекой, на Архивариуса также падают чуть более тривиальные обязанности — помогать с выбором книги тому, кто хочет взять себе что-нибудь почитать. Но, скажу тебе прямо, такие люди заходят туда нечасто. Те же, кто читает регулярно, уже сами отлично всё там знают. В свободное время ты запросто могла бы заниматься научной работой — если, конечно, захочешь. А если со временем надумаешь сотрудничать с каким-нибудь университетом, я тоже не стану возражать. — Подожди. — Я остервенело потрясла раскалывающейся головой. — С каким университетом? Я же рабыня, и ты сам сказал, что даже в Галлиндии мои права более чем ограничены. Данте улыбнулся, сел рядом и положил ладонь на мою руку, разом скрывая от глаз знак дракона. Это прикосновение не напугало; почему-то наоборот стало спокойно и тепло. — Сандра, сразу видно, что ты жила в обществе, слишком далёком от рабства. Ты просто плохо представляешь себе, как тут всё работает. Даже в Арканзии раб может очень высоко подняться в доме своего хозяина. Иные рабы во дворцах имеют большую власть, чем свободные и могущественные визири. Их уважают, перед ними склоняют головы, все их приказы выполняются неукоснительно. В Галлиндии же раб может продвинуться и за пределами хозяйского дома. Не так давно один человек с клеймом раба даже попал в парламент. Главный лекарь местного лазарета — тоже раб. Получивший высшее образование и имеющий многолетнюю успешную практику. Но за каждым из них стоит хозяин. Который поддерживает его и обеспечивает защиту. Видишь ли, козни, интриги, борьба за власть — всё это в равной мере грозит как свободному, так и рабу. Но у раба намного меньше шансов победить в такой войне — если за ним, опять же, не стоит хозяин. Свободный человек, обладающий достаточной властью. Так что можешь не сомневаться. Если в перспективе захочешь работать с каким-нибудь музеем и университетом, у тебя появится такая возможность. Я с силой потёрла виски, всё ещё смотря перед собой несколько ошалело. Потянулась к кубку, но оказалось, что он уже опустел. Как-то сама не успела заметить, как выпила всё до последней капли. — Я прикажу принести ещё, — сказал Данте и позвонил в колокольчик прежде, чем я успела отказаться. Пока он отдавал распоряжения явившейся на зов служанке, я пыталась думать, но мысли путались. — У тебя есть какие-нибудь предпочтения? — спросил он, вновь садясь рядом. — Что-нибудь из того, что я перечислил? Или другие мысли? Ты не должна решать сразу, можешь сначала просто пообвыкнуться и присмотреться к тому, что есть в армоне. — Архивариус, — негромко проговорила я. — Это звучит наиболее…подходяще. Тут мне не требовалось задумываться. Иметь возможность закрыться в библиотеке казалась сейчас самым что ни на есть лучшим вариантом. — Я почему-то так и подумал, — кивнул Данте. — И ещё одно. Если захочешь — а я думаю, ты захочешь, — мы можем составить письменный договор. — Договор? — удивилась я. Мозг действительно был готов взорваться. — Разве может быть договор между… — было не очень легко выговорить эти слова, — …между хозяином и рабом? — Ещё как может, — просветил меня Данте. — В Галлиндии, конечно, не в Арканзии. Но здесь законы на этот счёт строги. Если подписал договор — изволь его соблюдать. Как ты сама понимаешь, такие документы ограничивают исключительно права хозяина. Понимаю. Конечно, ведь права раба ограничены по определению. — Так вот, — продолжал Данте, — если захочешь, мы можем подписать договор, согласно которому твои обязанности в этом армоне ограничиваются работой Архивариуса, с соответствующим профессии и квалификации жалованьем. После этого я, даже если захочу, не смогу заставить тебя делать что-либо другое. Даже если слягу с тяжёлой болезнью и попрошу стакан воды мне подать, ты сможешь бодро помахать у меня перед носом бумагой и сказать: 'Обойдётесь, дон Данте, много пить вредно'. Из моей груди вырвался нервный смешок. Данте тоже улыбнулся. — Это настолько близко к свободе, насколько возможно, Сандра, — мягко сказал он затем. Смятение по-прежнему преобладало в моём взгляде над прочими эмоциями и, видимо, Данте принял его за недоверие, поскольку пересел за небольшой письменный стол со словами: — Я могу набросать этот документ прямо сейчас. Стук в дверь возвестил о возвращении служанки с очередным кубком. — Это для доньи Эстоуни, — сказал Данте, не отрываясь от своего занятия: он уже писал что-то на листе бумаги. Служанка поставила кубок на уже стоявший возле дивана столик и удалилась. — Доньи? — напряжённо переспросила я. — А как ты думала? — изобразил удивление моей непонятливостью Данте. — Ты — Архивариус высокой квалификации. Состоишь на уважаемой должности в армоне. Это автоматически присваивает тебе титул доньи. — Даже… — Я приподняла было левую руку. — Даже несмотря на это, — перебил меня Данте, не глядя. — Я же говорил: клеймо — не препятствие для высокого статуса. И относиться к тебе будут соответственно, можешь мне поверить. Ну вот, готово. — Он поставил размашистую подпись внизу листа. — Если не хочешь, можешь забрать с собой и пока не подписывать. В сущности это ограничивает меня, а не тебя. Данте подошёл и протянул мне бумагу. На ней было написано точно то, что он и говорил. Договор между доном Данте Эльванди и доньей Сандрой Эстоуни. Должность Архивариуса. Жалованье. Никаких других обязанностей. И подпись. Я уже не читала, лишь тупо смотрела на текст, и даже не сразу поняла, что на глазах выступила пелена слёз. Листок стал расплываться перед глазами. А потом я зарыдала. — О нет, — пробормотал Данте, вставая с дивана. Вернулся, сделав круг по комнате. Теперь, по прошествии времени, я знаю: как человек, скупой на прилюдное выражение собственных чувств, он плохо представлял, как вести себя с женщиной, эмоции которой до такой степени взяли верх. Впрочем, на тот момент мне было не до размышления над его реакцией. Слёзы словно прорвали плотину, и я даже не пыталась их остановить: слишком безнадёжным было это занятие. Данте осторожно положил руку мне на спину. — Ну, тише, — пробормотал он, не слишком представляя себе, что ещё сказать. — Всё плохое уже закончилось. Эти слова заставили меня разрыдаться ещё сильней. Сама не знаю, как и в какой момент это произошло, но вскоре оказалось, что Данте прижимает меня к себе, легонько поглаживая по спине, а я рыдаю ему в рубашку. Некоторое время спустя рыдания стали чуть слабее, и я начала, глотая слёзы, рассказывать. Как приехала из центра города, где жила в последние годы, в свой старый дом на окраине, поближе к морскому побережью. Как из-за загораживавших обзор гор выплыло и быстро причалило несколько пиратских кораблей. Как на улицах началось светопреставление — горели не просто дома, а целые районы, а люди один за другим погибали от пиратских мечей. Потом часть нападавших ринулись глубже в город, другие же, набрав пленных, рванули обратно к кораблям. Рассказывала о тех криках и панике, что царили на судне, когда нас загоняли в трюм. О крупном камне, который казался раскалённым, когда его насильно прижали к моей руке. Как я завыла от боли, которая, правда, очень быстро прошла, а потом увидела на руке клеймо, которое никогда уже нельзя будет снять. Про раненую девушку, которую выбросили за борт. Когда я закончила говорить, слёзы хлынули с новой силой. — Ш-ш. — Данте снова прижал меня к себе, и я продолжила рыдать в безнадёжно вымокшую рубашку. — Ты очень сильная девочка. Всё закончилось. Ты в безопасности. Постепенно я перестала плакать, лишь изредка всхлипывала, по-прежнему уткнувшись ему в грудь. Данте вдруг взял меня на руки, поднялся с дивана и пошёл в спальню. Не успела я испугаться, как он уже уложил меня на кровать и укрыл одеялом. — Эту ночь поспишь здесь, — сказал он. — В свои новые покои переберёшься завтра. — А ты? — нахмурилась я, хотя в мягкой постели глаза сразу же начали слипаться. — А я уже привык, — усмехнулся он. — К тому же должен ведь я компенсировать тебе недоразумение с дворецким. Будем считать, что с позиции среднего арифметического, тебя приняли, как положено. — Ладно, — согласилась я, сонно обнимая подушку и слегка обнаглев от усталости. За окном давно стояла ночь. — Если мне что-нибудь понадобится, я пришлю тебе 'птичку'. И практически мгновенно уснула. Только успела почувствовать, как мне поудобнее подоткнули одеяло.

Просмотров: 20

Горький ветер свободы

Горький ветер свободы

Еще цитаты из книги «Горький ветер свободы»

Полтора часа спустя состоялся совместный с гостьей завтрак. Я потратила это время на то, чтобы с грехом пополам привести себя в порядок после ночи, проведённой не слишком спокойно и не слишком комфортно. Кажется, мне это удалось весьма относительно; возможно, сказывалось подавленное душевное состояние. А вот вошедший в гостиную Данте выглядел безупречно, так, словно вчерашним вечером не произошло ровным счётом ничего необычного. И даже гостеприимно улыбнулся Айгуль-ханум. Гостеприимно и, как мне показалось, проникновенно. Это заставило почувствовать неладное меня, но не гостью. Вскоре к нам присоединился Ренцо, и мы приступили к завтраку. Сначала ничто не прерывало тишину, кроме стандартного в таких случаях звона посуды. — Мои девушки ходили сегодня в южное крыло, — заметила как бы между делом Айгуль. — И не обнаружили там никаких следов пожара. Она устремила на Данте недовольный взгляд, требуя объяснений. Данте и бровью не повёл. — Да, мои люди умеют быстро ликвидировать следы подобных происшествий, — сказал он. — И, между прочим, — он холодно улыбнулся, — у меня для вас подарок. Губы Айгуль, несомненно решивший, что Данте избрал такой способ извиниться, тронула улыбка. — Благодарю вас, дон Данте, — чинно произнесла она. — Это было совершенно необязательно. — Ну почему же, я думаю, это совсем не лишнее, — возразил Данте, вручая ей коробочку. Девушка поспешила откинуть крышку. — Что это? — нахмурилась она. — Коллекция заколок, — с небрежным видом произнёс Данте. — Обратите внимание: все они довольно острые. Вы ведь именно такие предпочитаете? Теперь настала его очередь устремить на гостью весьма тяжёлый взгляд. Девушка закусила губу и промолчала. — Погода сегодня чудесная, самая что ни на есть подходящая для дороги, — небрежно откинувшись на спинку стула, продолжил между тем Данте. — Солнечно и не слишком жарко. Надеюсь, ваш путь будет приятным. Следующие две недели я провела в угрызениях совести. Периодически мне удавалось, путём приведения различных логических доводов, убедить себя в том, что ничего такого уж ужасного не произошло. Ненадолго это помогало, но вскоре совесть начинала давить с новой силой. Я даже стала подумывать о том, чтобы признаться Данте в случившемся — и будь что будет, но стыд в сочетании с инстинктом самосохранения не позволяли так поступить. Однако однажды я, не выдержав, пошла окольным путём. В то утро мы снова завтракали втроём с Данте и Ренцо. — Сандра, ты как-то подавленно выглядишь в последнее время, — заметил Ренцо. — У тебя ничего не случилось? — Да нет. — Я небрежно покачала головой и отправила в рот очередную порцию салата. — Ренцо, — я специально обращалась к кастеляну и говорила таким тоном, будто кардинально меняю тему, — можно кое о чём тебя спросить как мужчину? — Если как мужчину, то не можно, а нужно, — усмехнулся тот. — Почему именно Ренцо, а не меня? — осведомился Данте. — Ну, ладно, пусть будет обоих, — пожала плечами я. — Хочу разобраться в разнице между мужской и женской психологией. Кстати твой камердинер не так давно тоже интересовался этой темой…Так вот, представь себе такую ситуацию. — Я снова смотрела на Ренцо, якобы обращаясь в первую очередь к нему. — Допустим, ты проводил время в трактире или где-нибудь ещё и много выпил. — Бывает, — хмыкнул Ренцо. — И дальше какая-то женщина провела с тобой ночь. — Ещё лучше! — обрадовался кастелян. — Ты не понял, — помотала головой я. — Допустим, что это не та женщина, с которой бы ты стал проводить время, если бы был трезвым. — Что, страшненькая? — предположил Ренцо. — Да нет, — возразила я. — Ну… просто не такая. Допустим, не в твоём вкусе. Как бы ты отреагировал на эту ситуацию? Рассердился бы на эту женщину? Возненавидел её? Я затаила дыхание, словно готовилась услышать приговор. — Я бы страшно отомстил, — зловещим голосом сказа Ренцо. — Как? — нахмурилась я. — Напоил бы её и тоже затащил в постель! Негромкий смех Данте вывел меня из состояния оцепенения. — Ренцо, я серьёзно! — обиделась я. У меня решается такой важный вопрос, а он тут шутки шутит! — А она что, потребовала после этого, чтобы я на неё женился? — уточнил кастелян. — Нет, — покачала головой я. — Ничего подобного. Допустим, она вообще ушла, пока ты спал. И больше никак о себе не напоминала. — То есть она полностью вычистила содержимое моих карманов, пока я спал? — Да нет же! Я притопнула ногой от возмущения. — То есть ситуация такая, — решил уточнить Ренцо. — Женщина, нестарая, нестрашная, но не в моём вкусе, совершенно бескорыстно поделилась со мной своей лаской, когда я был пьян и, следовательно, меня особенно сильно потянуло на любовь. А потом исчезла, чтобы ни в коем случае меня не потревожить, никак не пыталась портить мне жизнь и не потребовала ничего взамен. Так? — Ну, в принципе, можно сказать и так, — признала я. — Сандра, да ты описала идеальную женщину! — воскликнул Ренцо. — С какой стати ты решила, что я должен был бы её возненавидеть? — Ну как ты не понимаешь? — Я всплеснула руками; раздражение боролось с чувством облегчения. — Она же воспользовалась тем фактом, что ты был пьян и плохо соображал, что к чему. — Главное, чтобы удачно воспользовалась! — хихикнул Ренцо. — Нет, Сандра, я серьёзно, — продолжил он, видя, что шутливый ответ меня не устраивает. — Если в итоге ей хорошо, и мне тоже, то в чём тогда проблема? — Данте, а ты меня понимаешь? — спросила я, снова напрягаясь. — Кажется, да. — Голос Данте прозвучал предельно серьёзно, а взгляд был мрачным, даже злым. Он подсел ко мне поближе и, взяв за плечи, развернул к себе. — Сандра, признайся, ты ведь не случайно затеяла этот разговор. — Сердце замерло, не решаясь напомнить о себе при помощи удара. — Кто-то опоил тебя и воспользовался ситуацией, так? Сердце, поняв, что можно продолжать биться, принялось делать это с удвоенной силой. Я облегчённо рассмеялась. — Нет, Данте. Честное слово, нет. — Я приложила руку к груди. — Ты же знаешь, я почти не пью. Так что это было бы затруднительно. Просто…мне действительно интересно знать, как на такое реагируют мужчины. Данте с явным облегчением отпустил мои плечи и снова сел чуть дальше. — Так что ты скажешь? — напомнила о своём вопросе я. Он пожал плечами. — Я тоже редко пью настолько много. Но в целом… не вижу причин не согласиться с Ренцо. Не знаю, как ваши северные мужчины, Сандра, а мы с Ренцо не монахи. Хотя не думаю, что разница между севером и югом в этом вопросе так уж принципиальна. Так что если всё произошло к взаимному удовольствию, я действительно не вижу здесь проблемы. — Спасибо, — сказала я, вкладывая в это слово больше, чем мог бы подумать Данте. Да, это было не совсем прощение. И, конечно, он не знал, что речь идёт о нём самом. И, тем не менее, это было настолько близко к исповеди и отпущению грехов, насколько я могла себе позволить подойти. С тех пор я перестала так сильно переживать из-за нечистоплотности своего поступка. Зато другой повод для переживаний остался неизменным. После случившегося две недели назад долее невозможно было скрывать от себя простую истину: я неравнодушна к Данте. И мне становится всё труднее и труднее поддерживать с ним прежние дружески-деловые отношения. Держаться на расстоянии. Распространять вокруг себя лёгкий холодок и чувствовать такой же холод в ответ. Пора положить всему этому конец. События двухнедельной давности лишь показали, насколько это необходимо. — Сандра! Погружённая в раздумья, я не заметила приблизившегося Ренцо. — Да? — Хочешь пойти на цирковое представление? — Куда? — удивилась я. — На цирковое представление, — повторил кастелян. — В город приехал бродячий цирк. Данте такие развлечения не любит, а я собрался идти и подумал, может быть, ты захочешь тоже пойти…со мной? Я собиралась отказаться. Мысль о том, чтобы выйти за пределы территории армона, пугала. С другой стороны, можно ли всю жизнь сидеть в клетке? К тому же во взгляде Ренцо было сейчас нечто уязвимое, словно он побаивался моего отказа. И я подумала, почему бы нет? Я только что решила, что чувства к Данте пора обрывать на корню. Ренцо за мной ухаживает, это становилось всё более очевидно. Он хороший друг, у него отличное чувство юмора, он довольно привлекательный мужчина. Прямой, жизнерадостный, лёгкий. И он, в отличие от Данте, не является моим хозяином, а, значит, между нами не будет стоять этот барьер. С ним у нас могло бы что-то получиться. И я пошла. И не пожалела. Не могу сказать, чтобы я так уж безумно любила цирк, но такая "вылазка" безусловно пошла мне на пользу. Я развеялась, отвлеклась от тяжёлых мыслей, просто прикоснулась к новому для себя пласту жизни в этом городе. А на следующий день Ренцо пригласил меня в местную чайную. Вот тут я разволновалась и даже попыталась отказаться. — Почему нет? — нахмурился Ренцо. — Мне показалось, что вчера вылазка в город тебе понравилась. — Понравилась, — подтвердила я. — Но это другое. Пойми, дело не в тебе. Я просто не хочу, чтобы на меня пялились все, кому не лень. — С чего ты взяла, что все станут на тебя пялиться? Я закатила глаза. — Ренцо, не надо отрицать очевидное. Мои волосы и мой дракон. И то, и другое будет привлекать всеобщее внимание. Я совершенно к этому не готова. — Но в цирке ведь не пялились, — напомнил он. — Вообще-то пялились, — возразила я, — но не слишком сильно. Поскольку люди пришли туда, чтобы смотреть представление. Но чайная и тому подобные заведения — это совсем другое дело. Туда люди, в сущности, для того и приходят, чтобы поглазеть на окружающих. — Сандра, не переживай, — шепнул мне Ренцо. — На меня тоже постоянно пялятся девушки. Куда бы я ни пошёл. Честное слово! — воскликнул он, отвечая на мой смех. — Но я же не расстраиваюсь. Не опускаю руки. И продолжаю ходить и по чайным, и по тавернам, и по борде… в смысле, кабакам — и ничего! Пускай смотрят, я не гордый! — С тобой вообще можно о чём-нибудь поговорить серьёзно? — осведомилась я. — Нельзя, — невозмутимо сообщил он. — За серьёзностью обращайся к Данте. Навряд ли Ренцо мог полноценно понять значение брошенного на него взгляда. В конечном итоге я сдалась. И не пожалела. Да, на меня посматривали, но ничего совсем уж вопиющего не происходило. Особенно учитывая, что к определённой доле нездорового внимания я успела привыкнуть в армоне Данте. Зато мне по-настоящему понравилась атмосфера галлиндийских чайных, которые разительно отличались от арканзийских. Здешние заведения были значительно более похожи на северные, но с приятной местной спецификой. Просторные помещения с порядочным расстоянием между круглыми столиками оберегают личное пространство посетителей. Огромные окна, почти во всю стену, в изобилии пропускают внутрь солнечный свет. Столики нередко сервируют так, чтобы посетители сидели к окну лицом и могли наблюдать за происходящим на оживлённой городской улице. А ещё мне понравился тот факт, что здесь было принято приходить в чайную в одиночку. И спокойно сидеть, глядя на прогуливающихся за окном горожан, или читать прихваченную с собой книгу. И постепенно я тоже стала приходить сюда одна. Решиться в первый раз было тяжело, но я переборола себя и не пожалела. Да, на меня косились, но никто не подходил, громких замечаний не делал, да и вообще особой враждебности в атмосфере я не почувствовала. А вскоре привыкла. Приходила с книгой и сидела, время от времени поглядывая в окно. Впитывая городскую атмосферу, которая, сколь ни удивительно (а может быть, и вполне закономерно), начинала мне нравиться. Работники и завсегдатаи чайной быстро стали воспринимать меня как "свою". — Да, я хочу говорить с хозяином армона. Довольно потрёпанная на вид девица, обладавшая явно не самым высоким статусом, но зато незаурядным самомнением с лёгкостью выдержала тяжёлый взгляд привратника. Маленький ребёнок, которого она держала на руках, тихонько пискнул, но пока решил не плакать. Привратник многозначительно оглядел девицу, пройдясь глазами сверху вниз, по распущенным волосам до плеч, блузе из дешёвой ткани, вызывающе приоткрывающей плечо, длинной расширяющейся книзу юбке и явно неновым башмакам. — И как прикажете назвать вас дону Эльванди? — осведомился он, даже не стараясь скрыть сквозящую в голосе насмешку. "Кто ты такая, чтобы с тобой согласился встретиться сам хозяин армона?" — говорил его взгляд. — Передайте дону Эльванди, что к нему пришла Анита Ворно. — Слово "донья" предсказуемо не прозвучало, но если привратник и порадовался этому факту, то слишком поторопился. — Мать его ребёнка. И гостья демонстративно приподняла повыше младенца, который пригрелся у неё на руках. — Я провожу вас в комнату, где вы сможете подождать. Теперь голос привратника звучал растерянно. Я же поспешила прямиком в кабинет Данте. — Как дела? — осведомилась я, входя в комнату и небрежно оглядывая книжные полки. — Всё в порядке. — Данте нахмурился, почувствовав в моём голосе жёсткие интонации. — Что-то случилось? — У меня — нет, — заверила я. — Скорее у тебя. Помнится, не так давно ты говорил, что вы с Ренцо не монахи? — Наверное, говорил, — всё ещё хмурясь, отозвался Данте. — Если нужно, могу повторить. И что же? Тебя в этом что-то не устраивает? — Меня?! — изобразила удивление я. — Ну что ты, меня решительно всё устраивает. Проблемы возникли не у меня, а у тебя. — Это какие же проблемы? — Проблемы в лице одной юной и предприимчивой дамы, которую твой лакей в данный момент провожает в приёмную и которая утверждает, что она — мать твоего ребёнка, — с непонятным мне самой злым удовольствием сообщила я. — Что? — фыркнул Данте. — Ерунда. У меня нет детей. — Неужели? И откуда, интересно знать, ты так в этом уверен? Учитывая, что, как сам говоришь, не являешься монахом? Данте планировал что-то ответить, но в этот момент в комнату постучали. Лакей вошёл, прикрыл за собой дверь (чего обычно в таких случаях не делал) и тихо произнёс: — Дон Эльванди, там к вам прибыла посетительница. Молодая женщина с ребёнком. Её зовут Анита Ворно, и она утверждает, что этот ребёнок — ваш сын. Я внимательно наблюдала за Данте и видела, как по его лицу пробежала волна удивления, быстро сменившаяся привычным непроницаемым выражением. — Анита Ворно… — медленно повторил он. — Что ж, зови её сюда. Лакей с поклоном удалился. Я решила последовать его примеру, правда, без поклона. — Ты куда? — осведомился Данте. — К портнихе, — бодро заявила я. — Пойду закажу себе новое платье. У нас ведь скоро ожидается свадебное торжество? — Стоять! — рявкнул Данте. Я послушалась. Могла бы, конечно, рассердиться или обидеться на повелительный тон. Но я и без того была слишком сердита, и потом этот нюанс оставила практически без внимания. На кото именно я злилась и с какой стати? Отличный вопрос, и вразумительно на него ответить я бы не смогла. Что совершенно не мешало мне испытывать упомянутые чувства. Вскоре лакей объявил: — Анита Ворно. Девушка вошла, по-прежнему держа на руках младенца. — Здравствуй, Данте, — сказала она. — Очень рада тебя видеть после всех этих месяцев. — Я слушаю тебя. — Из слов Данте можно было заключить две вещи: с Анитой он действительно знаком, но встрече, в отличие от неё, не рад. — Присаживайся. Правила гостеприимства — прежде всего. Сам Данте тоже сел, и я последовала их примеру, главным образом под давлением его тяжёлого взгляда. — Вот, — девушка на миг скромно опустила глаза, — я пришла, чтобы познакомить тебя с твоим сыном. Правда, он замечательный? Данте бросил довольно короткий взгляд на ребёнка и снова пристально уставился на гостью. Та сидела, перекинув ногу на ногу, и всем своим видом демонстрировала, что чувствует себя, как дома. И намерена продолжить чувствовать себя так в этом армоне на протяжении последующих лет шестидесяти. — Замечательный, — подтвердил Данте, главным образом из вежливости. И, холодно сверкнув глазами, поинтересовался: — Сколько ему? — Два месяца, — ответила Анита. Данте задумался, явно погрузившись в вычисления. Судя по тому, как он помрачнел, расчёты сходились. — Позвольте я угадаю? — расплылась в неискренней улыбке я. — Вы двое… — я щёлкнула пальцами, подбирая подходящее слово, — …подружились ровно одиннадцать месяцев назад? — Ровно-неровно, но приблизительно одиннадцать месяцев, — пробурчал в ответ Данте. — Прекрасно. Я снова подарила ему неискреннюю улыбку. — Данте, неужели ты сомневаешься в том, что это действительно твой ребёнок? — "изумилась" Анита. — Да ты только взгляни, как сильно он на тебя похож! Не правда ли? — обратилась ко мне она. — О да, несомненно, сходства просто масса! — поспешила воодушевлённо заверить я. — Данте, ну, сам посуди, — обратилась я к по-прежнему скептически настроенному мужчине. — Две руки, две ноги! Голова одна, и мозгов в ней пока так же мало, как и в твоей. И действует на одних инстинктах. Право слово, твоя точная копия! Последние слова я произнесла достаточно тихо, но Аните и первых хватило, чтобы больше не искать поддержки с моей стороны. — Значит, ребёнок мой? — изобразил любопытство Данте, проигнорировав мою реплику. — Хм. Очень интересно. И почему ты сообщаешь мне об этом только сейчас? — Не решалась, — опустила глазки Анита. Выглядело это донельзя ненатурально. Скромность не шла ей вовсе. — Значит, не решалась, — кивнул Данте. — А как насчёт этого? И он извлёк из ящика стола небольшой перстень с круглым коричневым камнем. Я одобрительно хмыкнула: мои слова насчёт нехватки мозгов можно было взять обратно. Есть камни созидательные; их, например, используют для повышения урожая, а также и в медицине, с целью ускорения регенерации. А есть, напротив, камни с противосозидательным эффектом, как раз такие, как этот коричневый. Как раз на одно из применений таких камней намекал сейчас Данте. Зачать ребёнка, когда на палец одного из партнёров надето такое кольцо, совершенно нереально. Однако у Аниты готов был ответ. — Я просто сняла его тогда с твоего пальца, — повинилась она. — Видишь ли, ты был пьян и не заметил. А я подумала… В общем, ты мне так понравился, что я решила: если вдруг бог будет милостив и подарит мне ребёнка, то пусть он будет похож на тебя. "Угу, с двумя руками, двумя ногами и пьяный", — подумала я. — А потом я снова надела кольцо на твой мизинец, — с самым что ни на есть невинным видом сообщила Анита. Вся эта история прозвучала так неискренне, что я уверилась в одном: шансов сделать актёрскую карьеру у Аниты не было. Но, впрочем, она, кажется, нацелилась на карьеру совсем другого рода. — Подержи-ка пока ребёнка, милая. Не дожидаясь моего ответа, девушка всунула младенца мне в руки. Сказанное сверху вниз "милая" вполне однозначно демонстрировало: "дракона" у меня на руке она хорошо разглядела. — Донья Эстоуни — архивариус, а не нянька, — отрезал Данте. — Ну и что? — Анита невинно похлопала глазками. — Она ведь здесь для того, чтобы выполнять твои распоряжения? Вот пусть немного погуляет с ребёнком, пока мы с тобой обсудим наши дела. Кажется, Данте собирался поставить её на место, но я встала и со словами "И правда, пожалуй, мне стоит прогуляться" направилась к выходу. Однако шла я достаточно медленно, что услышать продолжение разговора. — Давай начистоту, Анита. Чего ты хочешь? Голос Данте звучал настороженно и, по-моему, устало. — Ну, мне казалось… — в словах Аниты, напротив, было полно кокетства, — …что ты как порядочный человек решишь узаконить наши отношения и дать ребёнку своё имя. Ясное дело, ни больше, ни меньше. Я вышла из кабинета. С меня было довольно. Я прижимала к груди крошечного младенца, и по моему сердцу разливалось щемящее чувство счастья. Материнский инстинкт, до сих пор дремавший в глубине моего сознания, внезапно пробудился и нашёл путь наружу, накрыв меня с головой. Ребёнок был настолько очаровательным, настолько хорошеньким, настолько совершенным. И, что немаловажно, это был ребёнок Данте. Пусть не от меня, пусть от другой, даже случайной, женщины. Всё равно это — его ребёнок. В его жилах течёт кровь Данте. И от этой мысли чувство нежности, которое я испытывала к этому крохотному созданию, перехлёстывало через край… Чёрта с два. Возможно, правильная женщина на моём месте испытывала бы именно такие чувства. Моё же состояние было несколько иным. Я держала ЭТО в вытянутых руках и не знала, как с ним обращаться и что делать. Ребёнок плакал. Вопил на высокой ноте, и я понятия не имела ни по какой причине это происходит, ни как его успокоить. — Бьянка! — радостно воскликнула я, увидев подоспевшую, наконец-то, горничную. — Какое счастье, что ты пришла! Помоги мне скорее! Как ты думаешь, чего он от меня хочет? Бьянка осторожно приблизилась, обошла кругом, посмотрела на мальчика. — Даже не знаю, — задумчиво проговорила она. — Может быть, он голодный? — Чудесно! — процедила я. — Только, вот беда, у меня сегодня, как назло, с молоком перебои. Что будем делать, если он голодный? — Так пусть мамаша его покормит, — рассудительно сказала Бьянка. — Пусть, — согласилась я. — Но беда в том, что у мамаши в данный момент совсем другие дела. Надо искать кормилицу. Ты не знаешь, здесь в армоне у кого-нибудь есть грудные дети? Должны же быть, по логике вещей. Слуг здесь проживает немало, многие из них семейные. — А знаете, он не есть хочет, — заметила Бьянка. — Он же весь мокренький! Потому и плачет. Ему пелёнки надо поменять. — Пелёнки. Поменять, — "глубокомысленно" повторила я. Всё бы хорошо, но я с трудом могла себе представить, как меняют пелёнки. Впрочем, начинать следовало с другого вопроса. — А где мы возьмём сухие пелёнки? Ребёнок кричал всё громче, и от этого искать решение проблемы становилось ещё труднее. — Дайте мне минут двадцать, я их у кого-нибудь найду, — оптимистично вызвалась Бьянка. Мысль о том, чтобы ещё двадцать минут держать чадо на вытянутых (уж теперь-то точно вытянутых!) руках, в том время как оно продолжит вот так вот вопить на одной ноте, привела в ужас. — А побыстрее решить проблему нельзя? — взмолилась я. Бьянка оказалась человеком понимающим. — Я сейчас что-нибудь приспособлю вместо пелёнок, — кивнула она и полезла в шкаф, где хранилось постельное бельё. — Сможете его пока распеленать? — Попробую. Распеленать ребёнка всё-таки должно быть легче, чем запеленать. Я положила младенца на торопливо расчищенный Бьянкой столик. Освободить его от пелёнок действительно оказалось не так уж сложно. Оставшись голым и сухим, ребёнок действительно успокоился. Даже улыбнулся мне, и было что-то такое в этой детской улыбке, от чего сердце действительно чуть-чуть защемило. Но ненадолго. Потому что дальше ребёнок занялся делом. Видимо, пелёнкам досталось не всё. Вполне внушительная струя ударила мне в левый глаз, пробежала по волосам, описала дугу, забрызгав ковёр и, наконец, в качестве апогея, попала на голову самому ребёнку. Признаюсь откровенно, прежде я никогда не думала, что в этом процессе возможно намочить свои же собственные волосы. Как оказалось, возможно. — Меткий мальчик, — произнесла я вслух после того, как все нецензурные мысли миновали, оставшись не озвученными. — Да, они такие! — со знанием дела заверила Бьянка, передавая мне кусок чистой тряпки. Я поспешила утереть глаз и щёку. — Вы только не отходите от него, чтобы не упал! — распорядилась горничная, заканчивая разрезать белую простыню. Я сглотнула. Инстинкт самосохранения как раз-таки требовал отойти подальше. Лучше всего — выбежать из комнаты и закрыть за собой дверь. Практика показала, что в противном случае трудно оказаться вне зоны обстрела. Но я мужественно сдержалась. Ребёнок снова улыбнулся. — Как дела? Я осторожно заглянула к Данте полтора часа спустя. Обнаружив, что он один, зашла в кабинет. Остановилась у стола, за которым он сидел. — Ты в порядке? За это время я успела подрастерять ту злость, что охватила меня в самом начале, когда появление Аниты застало меня врасплох. — Да. Данте устало улыбнулся. — Чем закончилось общение с Анитой? — Она пока останется здесь в качестве гостьи. Я молча кивнула, принимая это как данность. Опустила руки на спинку стоявшего рядом стула. — Ты ей веришь? Данте криво усмехнулся. — Смотря в чём. В трогательную историю о том, как она воспылала ко мне страстью с первого взгляда, не веришь ни на грош. Я тоже ухмыльнулась, не менее криво. Отчего-то такое недоверие нисколько меня не удивляло. — А ребёнок? — спросила я. — Думаешь, это действительно твой сын? Данте вздохнул. — Не знаю. — Немного подумал и, покачав головой, повторил: — Понятия не имею. Никаких доказательств того, что это действительно мой ребёнок, она не представила, но и быть уверенным в том, что это не так, я тоже не могу. Поэтому пока и оставил её здесь. Хотя поводов для сомнения предостаточно. Обрати внимание, насколько вовремя она появилась. — Именно тогда, когда ты стал хозяином месторождения камней, и эта информация успела сделаться достоянием гласности, — озвучила его мысль я. — Именно. И это наводит на подозрения. Но и не гарантирует, что она лжёт. — Ты женишься на ней, если выяснится, что ребёнок действительно твой? Я постаралась подготовить себя к тому, что ответ окажется положительным. — Нет, — ответил Данте. — Это исключено. Но я, конечно же, не брошу своего ребёнка. Признаю его и обеспечу всем необходимым. — А… как отнесётся к такому решению общество? — проговорила я, стараясь скрыть за этим вопросом собственное чувство облегчения. — К тому, что ты не женишься на матери своего ребёнка? Данте безразлично, мне показалось, что даже брезгливо, пожал плечами. — Общество такое решение не одобрит, — ответил он. — Но неравный брак оно не одобрит тем более, а брак с Анитой, сама понимаешь, был бы мягко говоря неравным. Так что оглядываться на общество в таких вопросах не имеет смысла. В сущности, мне от их одобрения ни холодно, ни жарко. Он встал из-за стола, прошёл совсем близко от меня и подхватил висевший на спинке стула камзол. Действительно становилось зябко. Причём снаружи в дневное время по-прежнему было жарко, а вот стены армона уже успели впитать и источать вокруг себя ночной холод. — Совсем забыл, — нахмурился он. — Эта история, когда Анита передала ребёнка тебе. Надеюсь, это не доставило тебе слишком много хлопот? — Нет. — Я инстинктивно поднесла руку к левой щеке, хоть и успела основательно умыться. — Зато теперь я точно знаю, что хочу девочку. Ну, если у меня вообще когда-нибудь будет ребёнок. — Почему именно девочку? — полюбопытствовал Данте. — Э…по чисто техническим причинам. — Сандра! Ренцо окликнул меня, когда я направлялась в свои покои. Я остановилась, поджидая кастеляна. — Я слышал, тебе сегодня досталось от новой визитёрши? — Да нет, — поморщилась я. — Так, ерунда. — Жаль, что меня не было, когда она приехала. Что она вообще из себя представляет? — Ты до сих пор её не видел? — Увы. Меня не было довольно долго. Но то, что я слышал, мне не понравилось. — Не думаю, что смогу сообщить тебе что-нибудь более приятное, — пожала плечами я. — Она — довольно-таки хваткая особа, из тех, которые своего не упустят. — М-да, единственное, чего нам не хватает, — это такой особы в качестве хозяйки армона, — пробормотал Ренцо. — Не думаю, что до этого дойдёт, — возразила я. — Полагаешь, удастся вывести её на чистую воду? — обнадёженно спросил Ренцо. — Честно говоря, плохо представляю себе, каким образом, — призналась я. — Но Данте в любом случае не настроен столь глобально идти ей навстречу. — Но, полагаю, вариант признать ребёнка он обдумывает всерьёз? Я молча кивнула. Ренцо знал своего друга достаточно хорошо. — Ты выглядишь усталой, Сандра, — мягко сказал он. — Кажется, тебе всё-таки досталось сегодня. Я покачала головой. — Всё в порядке. Ренцо нежно провёл подушечкой большого пальца по моей щеке. Потом наклонился и коснулся губами моих губ. Его прикосновения были очень осторожными, мягкими, будто он боялся меня спугнуть и ожидал, что я могу в любую секунду его оттолкнуть. Но я не стала этого делать. Тем не менее, долго искушать судьбу Ренцо не стал. Отстранившись, он легонько провёл пальцем по моей нижней губе и заглянул в глаза. — Только не торопись, хорошо? — тихо попросила я. Он всё понял. Кивнул, прикрыл глаза в знак согласия. — Спокойной ночи! — сказал он затем, улыбнувшись. — Спокойной ночи! — Я ответила ему тем же. Он всё-таки поцеловал меня ещё раз на прощанье, очень коротко и целомудренно. И я отправилась в свои покои. — Ну, как вам вчера понравилось нянчиться с ребёнком? — не без усмешки осведомилась Бьянка, причёсывавшая с утра мои волосы. Я принуждённо рассмеялась. — Лучше не напоминай. — Я вздохнула. — Похоже, я просто не создана для этого. — Многие так думают, — отмахнулась Бьянка. — Пока не заведут своих. — Ну, до этого мне точно далеко, — хмыкнула я. — Сначала желательно по меньшей мере обзавестись мужем, а об этом речи пока не идёт. Сказать по правде, я старалась как можно меньше задумываться на эту тему. Не думаю, что с моим "драконом" у меня вообще были перспективы выйти замуж. Но, впрочем, я не считала это самой насущной из своих проблем. — Знаете, как в таких вещах бывает? — беззаботно улыбнулась Бьянка. — Сегодня кажется, что далеко, а завтра раз — и уже совсем близко. Между прочим, — она интимно понизила голос, — дон Ренцо очень обаятельный молодой человек. Я подняла брови, изображая удивление. — Я видела вас вчера вечером здесь, в коридоре, — ответила на невысказанный вопрос Бьянка, явно не считавшая такое наблюдение поводом для неловкости. — Дон Ренцо действительно очень хорош. Многие здесь, в армоне, обзавидуются. Но дона Данте жалко. — Что ты имеешь в виду? Нахмурившись, я обернулась, чем помешала Бянке дальше работать над причёской. Но девушка была не в обиде. — Ну как же? — изобразила удивление она, а глаза светились радостью: всё-таки пообсуждать подобные темы — излюбленное занятие многих девушек. — Дон Данте к вам неровно дышит. Ему не слишком приятно будет увидеть, что вы предпочли другого, да к тому же его подчинённого. Упрёка в её словах не было; Бьянка просто рассуждала на интересную ей тему. — Брось! — фыркнула я. — С чего ты решила, будто дон Данте испытывает ко мне что-то подобное? Я тоже его подчинённая, как и дон Ренцо. Просто отношения у нас дружеские, только и всего. — Дружеские, ага. — Горничная даже не считала нужным скрывать сарказм. — Если хотите знать моё мнение, то от такой дружбы дети рождаются, — заявила она. — Глупости какие! — вспыхнула я. От того, что я один-единственный раз ворвалась к нему в баню, никаких детей появиться не может. — С вашей стороны, может, и глупости, — согласилась Бьянка. — Но точно не с его. Неужели вы сами не видите, донья Сандра? — Да что я, по-твоему, должна видеть, Бьянка?! — спросила я с большим раздражением, чем следовало. — Что? Цветы он мне дарит, комплименты говорит, сладостями угощает, руки целует? С какой стати ты сделала такой странный вывод? — А вы не заметили, как он меняется в вашем присутствии? — ответила вопросом на вопрос Бьянка. — Впрочем, как вам заметить? Вы же его в другое время не видите. — И как же, интересно знать, он меняется? Я добавила в голос побольше сомнения. Но ни за что бы не пропустила ответ. Бьянка неопределённо качнула головой. — Мягче становится. Нежнее. Более…тёплым, что ли? Как будто обидеть боится. — Просто он знает, какой реакции от меня можно ожидать, — улыбнулась я, припомнив наш с Данте первый разговор, состоявшийся на вершине башни. Бьянку такой ответ явно не убедил, но она решила немного сменить тему. — А вы сами совсем никаких чувств к нему не испытываете? — К дону Данте? — Да. — Бьянка, не смеши меня. — Лгать в лицо не хотелось, говорить правду — тем более. — Где он, и где я. — Не так уж и далеко, — возразила девушка. — Вы сделаны из одного теста. Я просто подумала, — она лукаво ухмыльнулась, — может быть, вам поэтому было в тягость вчера с младенцем нянчиться? Это ведь, как говорят, его ребёнок? — Да в сущности не так уж это было и в тягость, — пожала плечами я. — Симпатичный, на самом деле, ребёнок. Он мне даже улыбнулся два раза. — Так ему же два месяца? — удивилась Бьянка. — Ну да, — подтвердила я. — А что? — В два месяца дети обычно ещё не умеют улыбаться, — пояснила она. — Только в три начинают. — Ну, а этот, стало быть, раньше начал, — пожала плечами я, и тут смысл сказанных Бьянкой слов полноценно достиг моего сознания. — Бьянка, ты молодец! — воскликнула я и выскочила из комнаты, так и не дав горничной закончить причёску. Далеко бежать было не нужно. С трудом успев затормозить, я постучала в одну из соседних дверей. — Донья Сандра? Очень рад вас видеть! Лекарь говорил совершенно искренне. В подтверждение своих слов он широко распахнул дверь, приглашая меня войти. Я благодарно приняла приглашение. Внутри меня ожидал сюрприз: мне навстречу со стула поднялся Терро. По-видимому, до моего прихода два лекаря — человеческий и звериный — пили чай. — Донья Сандра, как это замечательно, что вы зашли! — воскликнул Терро, пододвигая мне третий стул. — Присаживайтесь, устраивайтесь поудобнее, не дожидайтесь, пока этот склеротик вспомнит о правилах гостеприимства. — Кто склеротик? Я склеротик? — возмутился Росси. — Да я как раз собирался пригласить донью выпить с нами арканзийского чаю. — Ты собирался, а я пригласил. — Терро лукаво мне подмигнул. — Зато чаю нашей гостье смогу налить только я! — торжественно объявил Росси, незамедлительно приступая к делу. Он подошёл к буфету с прозрачными дверцами и извлёк оттуда чашку и блюдце из того же сервиза, что и уже стоявшая на столе посуда. Светло-зелёные, с причудливым золотистым рисунком. — Дон Росси, у меня к вам возникла одна просьба, — сказала я, прижимая руки к груди. — К нему? А почему не ко мне? — обиделся Терро. — Ну…Речь ведь идёт о человеческом организме, — извиняющимся тоном объяснила я. — Ты всё понял? — торжественно обратился к коллеге Росси. — Тараканы у доньи Сандры пока не разболелись, так что ты не у дел. Я кашлянула. С чистотой в армоне у Данте всё было в порядке. Так что тараканы у меня в покоях не водились, только в голове. Последние были здоровы, бодры и веселы, и в лечении явно не нуждались. — Я отлично могу помочь и с человеческим организмом, — заверил меня Терро, игнорируя слова приятеля. — В своё время я даже был лучшим студентом на соответствующем курсе. — Сколько десятилетий назад это было? — замахал на него руками лекарь. — Ты давным-давно всё позабыл, старый склеротик! И потом, ты ведь ушёл с факультета после того, как провалил экзамен! — Когда это такое было? — возмутился Терро. — Вот! Я же говорил — склеротик! — победоносно объявил Росси. — Господин Росси, — несмотря на то удовольствие, которое оба без сомнения получали от распри, я была вынуждена вклиниться в дискуссию, — скажите, вы можете определить возраст грудного ребёнка? — Если получу возможность его осмотреть? — деловито уточнил лекарь. — Разумеется, — подтвердила я. — Конечно, — ответил Росси. — Дату рождения, конечно, не назову, но смогу назвать возраст с возможной погрешностью до двух недель. — Я думаю, это подойдёт, — кивнула я. И я сразу же вскочила на ноги. — Мне надо срочно переговорить с доном Данте. Простите, дон Росси, если не возражаете, я допью свой чай немного позже. — Он же остынет! — крикнул мне вслед лекарь. — Я приготовлю вам новый! Терро тем временем заявил, что может определить возраст ребёнка ничуть не хуже, чем Росси. Ребёнка осмотрели. Вывод был сделан однозначный: мальчику около четырёх месяцев. "Никак не меньше трёх с половиной", по словам Росси. При разбирательстве с Анитой я не присутствовала, но в тот же день горе-невеста уехала из армона. Правда, не без увесистого кошелька, который Данте всё-таки выдал ей на содержание ребёнка. Назавтра Данте пришёл ко мне в библиотеку. — Вчера я так толком и не успел сказать тебе спасибо, — заметил он, остановившись у моего стола. — И тем не менее я чрезвычайно тебе благодарен. Похоже, ты как-то незаметно превратилась в моего ангела-хранителя. — Я тут ни при чём, — замотала головой я, стараясь унять ускоренно заколотившееся сердце. Так всегда бывало, если я встречала Данте неожиданно, не успев психологически к этому подготовиться. — Это Бьянка заметила нестыковку. — Значит, перед Бьянкой я тоже в долгу, — согласился Данте. — И всё-таки сопоставила факты именно ты. Он опустил руку на спинку стула для посетителей, собираясь отодвинуть его, чтобы усесться. Я поспешно поднялась с собственного места. Стул архивариуса был намного дороже и удобнее, чем стул для посетителей, и я чувствовала, что из нас двоих лучшее место должен занять именно Данте. — Сиди. — Он откровенно поморщился, разгадав причину моего смятения. Кажется, моё поведение было ему по-настоящему неприятно. А я ведь пыталась поступить так, как было бы правильно. — Это твоё рабочее место, а я здесь своего рода гость. — Вообще-то это твой армон. — Спасибо за напоминание. Полагаешь, сидя на более скромном стуле, я моментально об этом забуду? Я пожала плечами. Спорить на данную тему уж точно не имело смысла. — Я говорил вчера с Анитой, — сообщил Данте, перекидывая ногу на ногу. Будто хотел наглядно продемонстрировать, что ему и на этом стуле вполне удобно. — Оказавшись прижатой к стенке — в фигуральном смысле, — она призналась. Ребёнок действительно был зачат за пару месяцев до нашего с ней знакомства. Видишь ли, меня с самого начала несколько удивил тот факт, что Анита заявилась сюда только сейчас, когда стало известно про найденное месторождение. Да, это событие сделало меня существенно богаче, вернее в скором времени сделает. Но я и прежде не бедствовал. И раз уж эта женщина была заинтересована в подобном браке, непонятно, почему она не обратилась ко мне ещё во время беременности. Или хотя бы сразу после того, как ребёнок родился. Теперь же всё встало на свои места. Настоящий отец мальчика — человек весьма состоятельный. И сначала Анита пыталась добиться брака с ним. Но из этого ничего не вышло. А вскоре после того, как он окончательно отрёкся и от неё, и от ребёнка, ушей Аниты достигла история о залежах магических камней, найденных на моей земле. Тогда-то ей и пришла в голову эта затея. Она решила, что у неё появился шанс устроить свою судьбу ещё лучше, чем при настоящем отце. — Понимаю, — вздохнула я. — Что ж, к счастью, из этого плана ничего не вышло. — С твоей помощью, — подчеркнул он. — Данте… — Я поджала губы, опасаясь задавать следующий вопрос. Данте мог рассердиться, и имел бы на то все основания. И всё-таки мне слишком сильно хотелось понять. — Прости меня, я знаю, что это не моё дело, но… как случилось, что ты связался с такой женщиной, как Анита? Нет, я не имею в виду её социальное положение, — поспешила добавить я, — но просто… как сказать… характер? Всё-таки я совсем неспособна предсказать реакцию Данте на то или иное действие со своей стороны. Такое, казалось бы, невинный поступок, как попытка уступит ему стул, привёл его чуть ли не в бешенство. А вот весьма наглый, в сущности, вопрос, который я решилась задать лишь в силу слишком острого интереса, Данте воспринял совершенно спокойно. И не замедлил с ответом. — Это было случайный и одноразовый эпизод. Я был тогда… скажем так, сильно расстроен. И, думаю, общение с Анитой — далеко не самое худшее, что я тогда сделал. Расспрашивать о причинах я не решилась, а сам Данте рассказывать не стал.

Просмотров: 18

Фамильная библиотека рода Эльванди была обширной и при этом весьма неоднородной. Проявлялось последнее как в содержании хранившихся здесь книг, так и в их оформлении, а равно и в способе их хранения. Так, художественная литература смешалась здесь с научной, хотя научная бесспорно преобладала. История магии, география, алхимия, искусство ведения военных действий, энциклопедия лошадей… и весьма незначительное количество модных на сегодняшний день любовно-приключенческих историй и сборников баллад. Здесь можно было найти как наиболее современные книги, напечатанные в новейших арканзийских типографиях, так и не такие высокотехнологичные, написанные каллиграфическим почерком галлиндийских монахинь. Иные же книги и вовсе больше напоминали тетради, исписанные почерком, весьма далёким от каллиграфического, зато существовавшие в единственном экземпляре и содержавшие порой чрезвычайно ценную информацию. Наконец, одни тома хранились в высоких книжных шкафах с искусной резьбой и прозрачными стеклянными дверцами, в то время как другие стопками пылились на простых деревянных полках. В этом же помещении хранились и документы — те, которые не являлись особо секретными. Библиотека выполняла заодно и функцию архива. Я сидела за массивным письменным столом, склонившись над очередной рукописью, и периодически делала заметки на полях, не без труда продираясь сквозь витиеватости иностранного текста. Особенность иртонского языка заключалась в том, что все слова писались слитно, без пробелов, и определить, где заканчивается одно слово и начинается следующее, можно было лишь по особенности букв. Дело в том, что все буквы в данном языке имели два варианта написания, один из которых предназначался как раз для завершения слова. Поговаривают, что такая замысловатость была введена в алфавит специально, чтобы усложнить задачу чужакам вроде меня, вздумавшим посягнуть на национальное культурное достояние иртонцев. Я, однако же, не сдавалась и, несмотря на все трудности, в силу упорства и полученного в своё время образования справлялась вполне неплохо. Дверь я оставила приоткрытой: посещать библиотеку в общем-то не возбранялось. Гости, секретари, распорядители, воины гарнизона, кастелян и прочие обитатели армона, включая даже слуг низшего звена, имели полное право взять себе для чтения книгу на выбор. С моего, разумеется, ведома. Хотя не могу сказать, чтобы такое происходило часто, несмотря на то, что грамотность являлась в Галлиндии делом нередким. Тем большим было моё удивление, когда в библиотеку не вошла, а буквально влетела девушка, работавшая в армоне цветочницей, то есть ежедневно декорировавшая жилые комнаты и роскошные арочные коридоры букетами, венками и прочими украшениями из садовых цветов. Агнесса — а именно так звали девушку — никогда не отличалась особой любовью к чтению. Вообще не припомню, чтобы она хоть раз приходила сюда за книгой. Но наиболее удивительным было даже не это, а то, что как раз сегодня цветочница выходила замуж за молодого плотника, Марко. И в библиотеку она вбежала в пышном белоснежном наряде невесты и с распущенными волосами, по традиции украшенными светлыми лентами разных оттенков. Я моментально позабыла о рукописи и отложила в сторону карандаш. — Агнесса, что-то случилось? — встревоженно спросила я. — Да! — последовал ответ. От быстрого бега у девушки сбилось дыхание. — Госпожа Архивариус, мне срочно нужна книга! — Книга? — удивилась я. Как я уже упоминала, книги и в обычное-то время не вызывали в цветочнице особого интереса, а уже сейчас? — Агнесса, у тебя же свадьба на носу! Ну, заходи ко мне дня через два, подберём тебе что-нибудь по вкусу. — Я не могу дня через два! — Цветочница так отчаянно замотала головой, что от мельтешения бледно-розовых, жёлтых и голубых лент у меня зарябило в глазах. — Мне сейчас надо! Срочно! — Как это сейчас? — совсем растерялась я. — Агнесса, но у тебя же свадьба… — я бросила взгляд на часы, — …через СОРОК МИНУТ?! — Так мне же именно для свадьбы книга и нужна! — воскликнула Агнесса. — Для брачной ночи. — Для брачной ночи? — медленно, с расстановкой повторила я. Уж не знаю: то ли у меня со слухом проблемы, то ли с головой, то ли не у меня… То ли день сегодня просто не задался. — Именно! — поспешно подтвердила цветочница. — Без книги я просто никак. Мне сразу же представилась спальня, специально подготовленная для новобрачных. Романтические свечи, ваза с фруктами, красивое постельное бельё, обнажённый жених на кровати… и невеста в белом пеньюаре, жадно перелистывающая страницы романа. — Агнесса, — я постаралась говорить медленно и успокаивающе, — я совершенно уверенна, что в первую брачную ночь вы с Марко найдёте, чем заняться, и без чтения. — Если я не получу нужную книгу, то не найдём, — расстроенно покачала головой девушка. — Э… скажи-ка, — луч понимания начал озарять мой мозг, но как-то очень медленно, — а какая книга тебя так интересует? Цветочница покраснела, опустила глаза в пол, но тут же решительно подняла взгляд. — Ну, как какая? — понизив голос проговорила она. — Про это самое. Про брачную ночь. Я сглотнула. — Понимаете, — продолжила объяснять девушка, — я ведь девственница. — Она произнесла эти слова с виноватым видом, словно в невинности для невесты было нечто предосудительное. — И совсем-совсем ничего про это не знаю. То есть просто не знаю, с какой стороны подойти к вопросу. — Ну, с какой стороны подойти, я думаю, ты разберёшься, — постаралась поддержать её я. — Полагаю, вопрос будет стоять…достаточно остро. Да и потом, Агнесса, я уверена, что твой жених отлично во всём разберётся и научит тебя. — То есть вы хотите сказать, — брови цветочницы гневно сдвинулись, — что у Марко уже были женщины?! Хм. Осечка. Мне следовало бы более тщательно выбирать выражения. — Нет, — осторожно возразила я, — я не хочу этого сказать. Я почти совсем не знаю Марко, поэтому мне ничего не известно об этой стороне его жизни. Вполне вероятно, что он — девственник. Я просто имела в виду, что природа поможет. Подскажет вам, как быть. — А если не поможет? Агнесса выглядела весьма скептически: похоже, ждать милостей от природы было не в её характере. — Вы понимаете, госпожа Архивариус… — Просто Сандра, — перебила я её. — Сандра, — согласилась Агнесса. — Дело в том, что даже если Марко всё уже знает, ну, не могу же я проявить себя совсем уж полной невежей. Я вздохнула и задумчиво уставилась в стол. Соответствующие книги в библиотеке, конечно, могли и быть, но я понятия не имела, где и что именно искать; как-никак, моя специализация была совершенно иного рода… — Послушай, Агнесса, — нахмурилась я, — я, конечно, всё понимаю, но почему же ты пришла сюда именно сейчас. Ну, почему же было не заглянуть в библиотеку за неделю или хотя бы денька за два до венчания? — Да потому, — зашептала Агнесса, полная уверенности в собственной правоте, но не желающая, чтобы её ненароком не услышали посторонние, — что я рассчитывала на предсвадебный курс. Я была абсолютно уверена, что там всё подробно и доходчиво объяснят! Я понимающе вздохнула, после чего со вздохом покачала головой. Предсвадебный курс — да, именно так это называлось. Беседа или, можно сказать, лекция, которую жрица и жрец проводили в день свадьбы с невестой и женихом соответственно. Лично я, поскольку замуж ни разу не выходила, понятия не имела о том, что же именно происходило на этих беседах. Но, видимо, совсем не то, на что рассчитывала Агнесса. А рассчитывала, кстати сказать, вполне справедливо. Уж если религия не допускает потери целомудрия до свадьбы, могли бы во всяком случае обеспечить людей минимальными знаниями. — И что же, совсем ничего не объяснили? — сочувственно поинтересовалась я. — Ничего стоящего, — мрачно сообщила Агнесса. — Мужа во всём надо слушаться, ни в чём ему не перечить, обеспечивать все условия для работы и отдыха, уважать и штопать носки. — Уважать и штопать носки, — размеренно повторила я. — Даже не знаю, что важнее. А насчёт брачной ночи что же, совсем ничего не сказали? — Ну, не так чтобы совсем ничего, — призналась Агнесса, но отчего-то закатила глаза. — Правда, не именно про брачную ночь, а… ну, вообще. — Ну так тем лучше! — обрадовалась я. — И что же сказала жрица? — Что заниматься этим надо ни в коем случае не для удовольствия, а исключительно для продолжения рода, — бесцветным тоном, словно зазубренный текст, произнесла Агнесса. — И не слишком часто. Лучше всего — по понедельникам и четвергам. — А почему именно по понедельникам и четвергам? — искренне заинтересовалась я. — Чем, например, пятницы хуже? — Не знаю, — пожала плечами цветочница, — вроде бы как именно по этим дням самые высокие шансы зачать ребёнка. — Постой-ка, но сегодня же вторник! — сообразила я. — И что же вам теперь делать? Агнесса лишь многозначительно развела руками. Я напряжённо задумалась. Нет, у меня самой, конечно, было несколько больше опыта в обсуждаемом вопросе, чем у цветочницы, но просвещать её на этот счёт самолично было как-то неловко. — Ладно, попробую поискать какие-нибудь книжки, хотя ничего не обещаю, — сдалась я. — Понимаешь, я ведь специалист по истории магии, а это совершенно иная сфера. Бросив очередной напряжённый взгляд на часы, я принялась рыться в стопках книг, затем обошла несколько книжных шкафов, открыла один из них и принялась водить пальцем по корешкам. Агнесса следила за моими действиями, нервно комкая в руках белый платочек. — Вот! — Я удовлетворённо вынырнула из-за дверцы с увесистым томом в руке. И громко зачитала название: — "Путеводитель по семейной жизни для женщин". — Давайте сюда, скорее! — возбуждённо воскликнула Агнесса. Я не стала медлить, освободила место на столе и, водрузив на него тяжёлую книгу, принялась просматривать названия глав. В скором времени нужная часть нашлась. "Руководство по поведению в первую брачную ночь". Мы с Агнессой склонились над книгой. Я принялась зачитывать вслух. — "В первую брачную ночь молодой жене надлежит, сняв с себя одежду и аккуратно повесив её на спинку стула…" Заметь, аккуратно! — вытянула указательный палец я, — "…лечь на брачное ложе." И обрати внимание: про день недели ни слова! — снова прокомментировала я. — Так, что там дальше… — Мой палец вернулся к нужной строке. — "Лечь следует на спину и обязательно укрыться одеялом." — Укрыться? В брачную ночь? — с некоторым сомнением спросила Агнесса, видимо, всё-таки отдалённо предполагавшая, чем именно в эту самую ночь предстоит заниматься. — Здесь так написано, — пожала плечами я. — Может быть, это для того, чтобы не замёрзнуть раньше времени? Хотя книга арканзанская, там климат даже жарче, чем у нас… Ладно, давай читать дальше, может быть, станет понятнее. Итак… "Далее новобрачная должна расслабиться, закрыть глаза, прочитать молитву, а затем позволить своему мужу делать с ней всё, что он пожелает." Я подняла на Агнессу осоловелый взгляд. Инструкция, прямо сказать, восхищала как уважением к молодой жене, так и обилием деталей. — И что, это всё?! — с возмущением спросила цветочница. — Не совсем, — ответила я, снова заглянув в книгу. — Здесь есть ещё один параграф. "Жена ни в коем случае не должна отказывать своему мужу в чём бы то ни было. Строжайше запрещается громко стонать и тем более кричать, ибо это может негативно воздействовать на психику мужа, а также привлечь внимание соседей. В случае если жена не будет следовать данному пункту инструкции, муж вправе зажать ей рот рукой". Я с шумом захлопнула книгу. — Это всё или там ещё что-то было? — подозрительно спросила красная, как рак, невеста. — Кажется, было что-то ещё, но это неважно, — злобно заявила я, отшвыривая книгу на пол. Никогда в жизни так не поступала с книгами, испытывая перед ними почти священный трепет, а вот сейчас не смогла отказать себе в удовольствии. — Эти арканзийцы совсем лишились ума, — по-прежнему зло процедила я. — Если, конечно, он у них вообще когда-нибудь был. — Тут я навряд ли была справедливо, но у меня имелись собственные причины не любить арканзийцев. — И любопытно, какого года эта книга? Очень надеюсь, что она была написана пару веков назад. Всё-таки это рукопись, а в последнее время они печатают книги в типографиях… В любом случае, — я, обернувшись, посмотрела на валяющийся на полу том, открывшийся на произвольной странице, — в печку её! В общем так, Агнесса, очень тебя прошу: забудь всё, что мы с тобой только что прочитали. — А курс? — уточнила девушка. — Курс тоже забудь, — твёрдо заявила я. — Но что же мне делать?! Агнесса в общем-то не возражала против того, чтобы забыть всё рассказанное и прочитанное до сих пор. Девушкой она была для этого достаточно адекватной. Но вот отсутствие достойной альтернативы приводило её в отчаяние, а часы продолжали безжалостно тикать. — Я же даже целоваться не умею! — выпалила она. — Вот скажет жрец "Жених, можете поцеловать невесту" — и что я тогда буду делать??? — Сандра, дорогая, привет! — Ренцо вошёл в библиотеку с романтическим букетом в наглую сорванных в саду тюльпанов. — А я как раз проходил мимо и подумал… О, Агнесса! — воскликнул он, только теперь заметив девушку. — Прими мои поздравления! Ты прекрасно выглядишь! Только знаешь, если откровенно, — он наклонился поближе к Агнессе и, понизив голос произнёс, — по-моему, ты слегка переборщила с румянами. — Это её естественный цвет лица, — печально отмахнулась я. Тема нашей с Агнессой дискуссии и правда подействовала на девушку куда лучше свекольного сока. — Да? — удивился Ренцо. — Не замечал. Но цветочница не позволила ему развить эту мысль. — Дон Ренцо! — с жаром воскликнула она. — А ведь вы можете мне помочь! При этом она жадно вцепилась кастеляну в рукава, чем привела последнего в недоумение. — С радостью, а чем именно? — осведомился он, бросая в мою сторону удивлённый взгляд. — Понимаете, у меня через двадцать пять минут венчание, — начала было объяснять Агнесса. Но, поняв, что в случае подробного рассказа двадцать пять минут рискуют превратиться в двадцать, набралась смелости и просто выпалила: — Научите меня целоваться! Ренцо слегка опешил, хотя парнем в принципе был не робкого десятка. — Целоваться? — повторил он. — Агнесса, милая, я вообще-то с радостью, но… как к этому отнесётся твой жених? При этом Ренцо покосился на меня, поскольку в действительности моя реакция на такие уроки тревожила его куда сильнее. — Да что вы, лорд Ренцо! — вскинула руки Агнесса. — Как вы могли такое обо мне подумать? Я же приличная девушка и вот-вот выхожу замуж! Я имела в виду совсем другое. — И что же? Ренцо казался совсем сбитым с толку. — Давайте вы будете целоваться с доньей Сандрой, а я внимательно посмотрю, как это делается, — объяснила цветочница. Мы с Ренцо переглянулись. — Ну…в принципе… — с сомнением протянула я. — В общем-то почему бы и нет? Мы ведь можем пойти невесте навстречу, правда, Ренцо? Затея, конечно, была, мягко говоря, странная, но меня грело то, что Агнесса попросила продемонстрировать ей всего лишь поцелуй. А ведь могла бы попросить и что-нибудь другое. А заниматься этим другим напоказ попахивало бы патологией. Не говоря уже о том, что наши отношения с Ренцо пока до этой стадии не доходили. — Можем, — подтвердил Ренцо, после чего, нисколько не стесняясь, привлёк меня к себе. Агнесса наблюдала за нами чрезвычайно внимательно, подходила то справа, то слева, настолько близко, что я даже чувствовала тепло её дыхания на своей коже. — Скажите, дон Ренцо, а… руку обязательно держать вот здесь? — уточнила она у кастеляна, обнимавшего меня в данный момент за талию. — Необязательно, — ответил Ренцо, прерывая для этой цели поцелуй. — Можно опустить её ниже. Изобразить? — Не надо-не надо, — пошла на попятный цветочница. — Я всё поняла. Пожалуй что лучше так. Чуть позже цветочница отдалилась, и я понадеялась, что на этом показательное выступление можно считать оконченным. Но нет, она сразу же вернулась, прихватив со стола чистый лист бумаги и карандаш, после чего принялась делать зарисовки. Опять же то с правой стороны, то с левой. — Ну как, теперь ты удовлетворена? — спросила я, когда и эта стадия обучения подошла, наконец, к финалу. И тут же прикусила язык, почувствовав, что спросила, кажется, что-то не то. — Не совсем, — закономерно призналась Агнесса. — Нет, вы не поймите меня неправильно, я вам очень признательна, но… Как-то всё-таки не хватает практики. В теории вроде бы всё понятно, а вот как действовать на самом деле, всё равно немного не ясно. Мы с Ренцо снова переглянулись. Лично я уже была готова предоставить ему возможность поцеловаться с Агнессой, дабы окончательно успокоить девушку, но как же быть, если цветочница сама была в силу собственного целомудрия не готова к такому ходу?! — Послушайте, а у меня появилась идея! — внезапно воскликнула я. — Ренцо, ты не мог бы сбегать к целителям? — К целителям? — нахмурился Ренцо. — Зачем? Видать, заподозрил, что я надумала попросить у них для Агнессы что-нибудь успокоительное. — У них есть специальные куклы, — поспешила развеять это заблуждение я. — Для обучения новичков. Они выглядят похоже на людей, в человеческий рост, и, по-моему, у них даже рот открывается, чтобы можно было тренировать искусственное дыхание. Попроси у них одну такую куклу, скажи, что нам надо совсем ненадолго! Ренцо вернулся быстро, благо лаборатория целителей находилась недалеко. Он действительно приволок в библиотеку большую куклу, судя по лицу — мужского пола, хотя более характерные половые признаки у неё отсутствовали. Мне сразу подумалось, что отрепетировать с ней брачную ночь точно не получится. Но вот рот у куклы действительно был приоткрыт, так что на минимальную работу над поцелуем можно было рассчитывать. — Ну что ж, Агнесса, дерзай! — предложила я, взглядом многозначительно указывая на часы. Цветочница и сама понимала, что времени в обрез, и потому жеманиться не стала. Быстро примерилась, и стала целовать куклу в губы. Сначала очень осторожно, будто речь шла о заколдованной лягушке, потом более уверенно. — Ну, как? — с интересом, я бы даже сказала — взволнованно, спросил Ренцо. — Вроде бы получается, — радостно сообщила Агнесса. — А он целуется в ответ? — поинтересовался Ренцо. — Ну, а что? — стал оправдываться он, заметив мой неодобрительный взгляд. — Кто их, лекарей, знает, мало ли как они изготавливают своих кукол. — Без малейшей магии, уж можешь мне поверить как специалисту, — откликнулась я. — Ладно, — удовлетворённо заявила цветочница. — Кажется, теперь я чувствую себя более подготовленной. Она подхватила куклу и, держа её за голову, собралась отнести к стене, чтобы не оставлять посреди комнаты. — Ой! — вздрогнула вдруг девушка. — Кажется, он укусил меня за палец. — Я же говорил! — Глаза Ренцо мгновенно загорелись интересом. — Не больно? — озабоченно спросила я. — Почти нет, — как-то растерянно ответила Агнесса. — У него же нет зубов. Просто рот закрылся. Но дело в том, что… губы не разжимаются. — То есть как? — недоумённо нахмурилась я. — Ну-ка дай-ка, — по-мужски вмешался Ренцо, подошёл и попытался разжать кукле губы. Спустя секунд пятнадцать он в недоумении развёл руками. — Действительно не разжимаются, — признался он. — Будто вцепился мёртвой хваткой. — И что же теперь делать? — задала самый животрепещущий вопрос Агнесса. Часы, совершенно равнодушные к человеческим проблемам, показывали, что до церемонии бракосочетания осталось десять минут. Маятник продолжал неумолимо раскачиваться. Не до конца убеждённая неудачей Агнессы и Ренцо, я подошла к девушке и попыталась избавить её от домогательств куклы сама. Увы, меня ждало всё то же разочарование. Искусственный кавалер не желал расставаться со своей законной добычей. — Ну… Может быть, раз такое дело, придётся пойти прямо так? — неуверенно предположила я. — Время-то идёт. Что-то заставляло меня сомневаться в согласии жреца отложить венчание под тем предлогом, что невесту укусила за палец кукла мужеского полу… Ренцо громко прокашлялся, по-видимому, представив себе эту картину. Невеста, подходящая к алтарю с искусственным мужчиной, которого тащит за собой по пятам. — Боюсь, гости решат, что одного мужа тебе мало, — сообщил Агнессе он. — А главное, жрец не будет уверен, кому из мужчин задавать вопросы. — Ренцо, это не смешно! — шикнула на кастеляна я, хотя и сама никак не могла определиться — тревожиться за цветочницу или рассмеяться от нелепости ситуации. — Я, может, и пошла бы на свадьбу вместе с ним, — Агнесса с ненавистью взглянула на куклу, — но он укусил меня за тот самый палец! — Какой тот самый? — Указательный! На левой руке! Тот, на который надевают кольцо! Мы с Ренцо погрустнели. Да, бедствие принимало всё более серьёзные масштабы. Без возможности надеть обручальное кольцо невесте на палец свадьба просто не состоится. — Послушай, Агнесса, а зачем тебе вообще выходить замуж? — спросил вдруг неунывающий Ренцо. — Смотри, какой мужчина! Правда, в постели с ним делать особо нечего, — он многозначительно взглянул на паховую зону куклы, увы, лишённую каких бы то ни было достоинств. — Зато целоваться, как мы уже выяснили, он умеет, целеустремлённости ему тоже явно не занимать, готовить для него не надо, он никогда не скажет тебе грубого слова. К тому же готов поспорить, что по ночам он не храпит! А если потребуется, думаю, его вполне можно будет приспособить в качестве мышеловки. Цветочница покосилась на кастеляна, как мне показалось, не столько рассерженно, сколько задумчиво. — Нет, я Марко выбираю, — всё-таки постановила она. — Я с ним уже давно знакома. А этого парня уже ненавижу. Ах ты гадина! — воскликнула она, для пущей убедительности стукнув куклу ногой по паховой зоне. Что удивительно, в этот момент челюсть последней разомкнулась, и Агнесса изумлённо извлекла на свет покрасневший, но в остальном вполне невредимый палец. То ли нежная кукольная психика не выдержала ругани, то ли удар по весьма специфическому месту, невзирая на отсутствие половых признаков, оказался чувствительным. А скорее всего сработал метод, который, как я не раз замечала, срабатывает на ура с высокотехнологичными приспособлении. Заключается этот метод в том, чтобы как следует (и совершенно не технологично) по этому приспособлению стукнуть. Какое-то время Агнесса с молчаливым изумлением взирала на столь неожиданно освободившийся перст, затем обхватила его пальцами второй руки, словно боялась, что по дороге к бракосочетанию с ним может ещё что-нибудь приключиться, после чего, наспех поблагодарив нас с Ренцо, стремительно выбежала из библиотеки. Судя по часам, до начала бракосочетания оставалось две минуты. Учитывая, что церемониальный зал находился на том же этаже, что и библиотека (здесь располагалась основная часть нежилых помещений), а также тот факт, что невесте вообще дозволительно немного опоздать, никаких проблем в этом отношении не ожидалось. Мы с Ренцо решили, уж коли так сложилось, тоже поприсутствовать на церемонии. Только направились туда более неспешно и степенно, как того требовало наше положение. Как-никак Ренцо являлся кастеляном, а это по сути — второй человек в армоне. Мой статус — статус Архивариуса — тоже был далеко не последним и весьма уважаемым. Несмотря на то, что я являлась рабыней, о чём красноречиво свидетельствовало магическое изображение красного дракона, обвившего мочку и раковину моего правого уха. Изображение, которое невозможно было ни смыть, ни закрасить, ни свести при помощи магии.

Просмотров: 19

— Вот так. Теперь чуть-чуть правее. Я балансировала, стоя на стуле, и, вытянув руки, нанизывала камни на длинную верёвку. Агнесса, расположившаяся на соседнем стуле, обвивала вокруг верёвки податливый стебель. — Да, хорошо! Закончив с последним камнем, я спустилась с опасно накренившегося было стула на пол и, отряхивая руки, оглядела плоды наших с цветочницей трудов. Агнесса движением профессионала сместила цветок на пару дюймов, и тоже спустилась вниз. Теперь над входом в зал под потолком раскинулась роскошная гирлянда, в которой красные и синие камни чередовались с разноцветными стеклянными бусинами и цветами. Гирлянда определённо радовала глаз, но подлинная её цель заключалась вовсе не в том, чтобы украшать помещение. Камни защиты переплетались здесь с камнями нападения в тщательно высчитанной пропорции, составляя продуманный до мелочей узор, а стекло должно было за счёт собственных свойств усилить их эффект. Теперь, если в зал войдёт человек, злоумышляющий против хозяина камней, они станут красиво и, главное, заметно переливаться, а синие камни также поспособствуют тому, чтобы по врагу был незамедлительно нанесён удар, сила которого будет пропорциональна исходящей от него опасности. Впрочем, смертельным этот удар не будет. Скорее послужит для нас своеобразным сигналом. Я довольно потёрла руки. Для того чтобы попасть к ведущей на второй и третий этаж лестнице, было необходимо пересечь этот зал. Следовательно, потенциальный злоумышленник не сумеет незаметно проникнуть в жилые или рабочие помещения. — Вот видите, как красиво получилось! — восторженно воскликнула Агнесса. — Цветы я буду регулярно менять, вы не переживайте. А вы говорите "искусственные"! Ну, разве же с искусственными цветами так же бы смотрелось? Я улыбнулась и легонько пожала плечами. Внеся предложение об искусственных цветах, я пыталась облегчить Агнессе жизнь. Но раз она сама к этому не стремится, то не буду спорить, живые цветы, конечно, красивее. Благо, что у нас на юге в них и зимой не будет нехватки. Снаружи донеслось громкое "Апчхи!". — Это, наверное, Марито, — рассмеялась Агнесса. — Подхватил простуду. Представляете, в такую-то теплынь! — Думаю, это скорее вирус, — сочувственно заметила я. Простудиться в такую погоду и правда было бы трудновато. Май выдался выдался на удивление тёплым… Впрочем, мне объяснили, что по местным меркам это обычная погода для конца весны. В дверях появился камердинер, сжимающий в руках носовой платок. Глаза у него были красные, нос распух, да и щёки пылали. Только я собиралась выразить ему своё сочувствие, как камни под потолком тревожно замерцали… — А-а-а! — закричал Марито, когда в него ударил небольшой разряд. Боли такой не причиняет, но опыт всё равно не из приятных. Я изумлённо вытаращила глаза на камердинера. Агнесса упёрла руки в бока, подозрительно щурясь, и укоризненно покачала головой. — Марито, ну уж от тебя я никак не ожидала, — расстроенно проговорила я. — Чего не ожидали? — не понял камердинер. — И у него ещё совести хватает спрашивать! — возмутилась Агнесса. — Ах ты, подлец такой, вредитель, змея подколодная! Пригрел тебя хозяин на свою голову! — Эгей, Агнесса, какая муха тебя укусила? Язык-то придержи! — Опомнившись от удивления, Марито начал злиться. — Это меня, значит, муха укусила? — не позволила заткнуть себе рот Агнесса. — Вы на него только поглядите! А кто против дона Данте злоумышляет? — Кто? — непонимающе уставился на цветочницу камердинер. И отпрянул, прочитав ответ у неё в глазах. — Я?! Ты что, грибов каких-нибудь объелась? Всегда говорил, что работа с растениями до добра не доведёт! — Измена — тем более, — отрезала Агнесса. — Вон камни-то всю правду показали, их не обманешь! — И указала на висящую над нами гирлянду. Марито поглядел на камни и сопоставил данное новшество с недавно полученным разрядом. — Ничего не понимаю, — почесал макушку он. — Да вы, наверное, слишком сильную защиту установили! Небось она в любого, кто войдёт, стрелять будет. — Марито, куда ты так спешишь? — в зал, запыхавшись, вбежала Рианна. — Насилу тебя нашла. Говорила же: отлежись, нечего в таком состоянии по армону шастать. Агнесса победоносно взглянула на камердинера. — Ну, что я говорила? Как видишь, камни так реагируют далеко не на всех. Рианна вошла — и ничего. — Да, Марито, — вынужденно подтвердила я, — всё это выглядит как-то нехорошо. — Да донья Сандра, ну вот чем хотите клянусь, не злоумышлял я против дона Данте! — воскликнул камердинер. — Ну, если бы я хотел ему навредить, сколько раз уже мог бы! Я собиралась ответить, но не успела. В дверном проёме появились, как всегда, неразлучные Терро и Росси. — Ну, и какой из тебя после этого лекарь? — говорил Терро, отчаянно жестикулируя. — Какой, я повторяю, лекарь? — Не болтай ерунды, — огрызнулся Росси, правда, как-то вяло. — Одно с другим вообще никак не связано. — А вот и связано! Ещё как связано! — притопнул ногой Терро. — Ибо истинный лекарь умеет не только исцелить недуг, но и предотвратить его, если для этого… Договорить он не успел: камни под потолком замигали, вспыхнул на мгновение синий огонь, и разряд ударил прямо под ноги Росси. Тот подпрыгнул от неожиданности и отскочил обратно к порогу, где уже переминался с ноги на ногу Марито. При этом Терро вошёл в помещение совершенно беспрепятственно. — Что это такое? — растерянно воскликнул Росси. Мы с Агнессой переглянулись. Я похлопала широко раскрытыми глазами и принялась нащупывать спинку стула. — Дон Росси, а вы… что же… Я мотнула головой, словно отгоняя наваждение. В предательство лекаря не верилось никак. Но вот же они, камни, и Терро они не тронули… Лекари всё ещё ждали объяснений, но говорить, в чём тут дело, было очень неловко. К счастью, на помощь пришла Агнесса, которая, тоже недоумевая, вкратце изложила им суть дела. — Сандра, вот ты где! Данте с некоторым удивлением посмотрел на Росси и Марито, застывших на пороге, потом перевёл взгляд на нас с Терро и Агнессой, вошёл в зал… и получил свою порцию разряда. — Что это, чёрт побери, такое?! — воскликнул он, опустив ошарашенный взгляд на чуть дымящиеся брюки. — Сандра, ты пишешь вторую диссертацию? Не подскажешь ли, скольких людей не стало, пока ты писала первую? Я не ответила по той простой причине, что мне отказал дар речи. Пододвинула поближе нащупанный, наконец, стул и обессиленно опустилась на сиденье. — Добро пожаловать в наш клуб, дон Данте! — воскликнул Марито, давясь от хохота. Рианна, Терро и Росси тоже хихикали. — Данте, надеюсь, ты не собрался покончить с собой? — пробормотала я, вновь обретя способность говорить. Только так можно было бы объяснить тот факт, что камни отреагировали на Данте как на угрозу самому же Данте. Или…мне? В принципе я как жена Данте тоже была хозяйкой его имущества, а, следовательно, и камней. Поэтому если бы Данте злоумышлял против меня, камни отреагировали бы так же. Но такой бред я даже взвешивать всерьёз не собиралась. — Ничего не понимаю, — пробормотала я, прижимая руки к вискам. — Я же всё так тщательно просчитала! Эти камни должны были указывать на тех, кто замыслил против тебя что-то дурное. Это система защиты! — принялась оправдываться я. — Дорогая, ты только не волнуйся. Система защиты в целом хорошая. Данте снова опустил опасливый взгляд на брюки, которые, к счастью, уже не дымились. А потом громко чихнул. — Ты что, болеешь? — озабоченно нахмурилась я. — Кажется, заболеваю, — признался он. — Ничего особенного, так… В горле першит. Теперь кусочки головоломки начали складываться в единую картину. Я вскочила со стула. — А вы, дон Росси? Вы тоже заболели? — Да, — признался лекарь. — Так, знаете ли, лёгкое недомогание… — Вот я и говорю: какой же ты после этого лекарь? — тут же подключился к разговору Терро. — Хороший лекарь никогда бы не подхватил подобный вирус. Потому что есть такое слово: про-фи-лактика. — Кажется, теперь всё понятно, — выдохнула я, даже не зная, радоваться или огорчаться своему открытию. С одной стороны, конечно же, хорошо, что в армоне нет предателя. С другой — это же получается, что вся система защиты идёт коту под хвост… — Я перестаралась и сделала слишком чувствительную защиту, — объяснила я, отвечая на вопросительные взгляды. — Камни остановили Марито и дона Росси, поскольку они являются носителями вируса и, следовательно, представляют потенциальную опасность для Данте. Ну, потому что могут заразить, — на всякий случай пояснила я. — А я? — удивился Данте. — А ты можешь заразить меня, — объяснила я. — Поэтому в общем-то камни выполняют свою работу… Но только не совсем так, как я хотела. Честно говоря, я как-то не подумала о таком сценарии. — Я вздохнула. — Похоже, придётся всё это перерабатывать. — Ничего, — усмехнулся Данте и обнял меня за плечи. — Уверен, ты справишься. — Откуда ты знаешь? — пробурчала я, всё ещё расстроенная. — Потому что ты упорная и никогда не останавливаешься на полпути, — усмехнулся он. Я улыбнулась в ответ, прижимаясь к нему покрепче. Да уж, в чём-в чём, а в этой черте моего характера Данте имел возможность убедиться. А значит, с охранной системой в конечном итоге всё будет в порядке.

Просмотров: 21

Со времени нашего выезда из Бертана прошло несколько дней. Как мне объяснили Данте с Ренцо, до следующего поселения, Эльварды, оставался приблизительно день пути. А оттуда было уже рукой подать и до Галлиндии. Оба явно ожидали возвращения на родину с нетерпением. Насколько я успела понять, компания арканзийцев вынуждала их постоянно быть начеку, а это рано или поздно утомит кого угодно. По мере приближения к Эльварде природа становилась всё менее пустынной. Рощи, пусть всё ещё достаточно чахлые, встречались всё чаще. Среди выгоревшей травы тут и там встречались вполне живые цветы, вроде маков и местного аналога одуванчиков с листьями непривычной формы. Я даже не поняла, откуда они появились, и как им удалось приблизиться так быстро. Кажется, несколько человек стремительно сбежали по горному склону, выскочив из какой-то очередной пещеры. Другие спрыгнули с деревьев, на кронах которых до сих пор прятались. В нас полетели камни и несколько стрел. Телохранитель Илкера почти сразу упал на землю и остался лежать без движения. Другая стрела угодила в бок тому джамалю, на котором ехал Данте. Несчастное животное протяжно застонало, резко опускаясь на передние лапы, и Данте, не успев удержаться, перелетел через его голову. К его горлу тут же приставили нож. Теперь к нападавшим успело подтянуться несколько человек на джамалях. Видимо, они скрывались немного дальше, так как человека, сидящего верхом, заметить значительно легче, чем пешего. В общей сложности их оказалось около полутора дюжин, что делало попытку сопротивления совершенно бессмысленной. Одеты по-разному, но все в тюрбанах, как и положено в такой местности. Большинство — в чёрном, некоторые, наоборот, в белом, но у всех одежда потрёпана и перепачкана. Причём учитывая специфику пустынной грязи, на чёрном она выделяется сильнее. Все смуглые, загорелые, с арканзийскими чертами лица. — Я — Альтан из Батура, Освободитель рабов, — торжественно объявил один из тех, что сидели на джамалях, выезжая немного вперёд. — Борец с несправедливостью и несущий возмездие. Тех из вас, кто являются рабами, я провозглашаю отныне свободными людьми. — Он обвёл взглядом Берка, Юркмеза и меня, безошибочно определив в нас рабов по одежде. — Всех же остальных, — его прищуренный взгляд стал крайне недобрым, — мы будем судить по нашему закону. Нечто в его интонации заставляло предположить, что ничего хорошего по этому закону господам не полагается. Как я уже говорила, оказывать сопротивление не имело смысла. Да, насколько я могла судить, рабы и не рвались этого делать. Видимо, я всё же не вполне правильно судила до сих пор о рабах-арканзийцах. Как вскоре стало ясно, захватившие нас люди состояли именно из таких рабов — бывших рабов, как они утверждали, — бежавших от своих хозяев либо освобождённых так, как была только что освобождена и я сама. На знак дракона это самоуправство, разумеется, никак не влияло: он по-прежнему извивался на тыльной стороне левой ладони решительно всех членов банды. Назвать эту компанию армией освобождения отчего-то не поворачивался язык. Нас всех, как рабов, так и хозяев, провели к месту стоянки нападавших. Те, что были на джамалях, ехали в основном спереди, указывая дорогу; пешие, окружив нас, продвигались следом. Вооружены были кто во что горазд: луки, ножи, палки, камни. По земле ступали сравнительно спокойно. Здесь путешествовать пешком было менее опасно, чем в Дезерре: змеи хоть и водились в этих местах, но всё же не в таких количествах; к тому же днём они в основном спали, прячась под камнями, и выползали наружу только ночью. Думаю, в первую очередь именно по причине ночной опасности лагерь освободителей был окружён всё теми же красными камнями. При этом он был значительно больше, чем пространство, отводившееся для наших привалов. Как-никак здесь находилось куда больше людей. К тем девятнадцати, что совершили нападение, добавилось ещё человек пять-шесть дожидавшихся в лагере, в основном женщины. Сперва я удивилась, как этим людям удалось достать столько охранных камней. Но, припомнив, как один из них склонился над убитым телохранителем, и как он же сейчас принялся добавлять камушки к 'ограждению', увеличивая таким образом площадь лагеря, сделала выводы. Меж тем нас с Берком и Юркмезом приняли вполне тепло, как 'братьев и сестру' — по собственному выражению освободителей. Иностранное происхождение 'сестры' нисколько их не смущало. Но остальным пришлось хуже. Илкера, надсмотрщика, Данте и Ренцо привязали к деревьям. И вновь иностранное происхождение не сыграло для здешних хозяев никакой роли. К галлиндийцам здесь отнеслись так же, как к уроженцам Арканзии. То одни, то другие освободители принимались прохаживаться мимо пленников, глядя на них с такой ненавистью, которая, казалось, могла разжечь под деревьями костёр. Периодически в сторону привязанных летели плевки и горсти песка. Похоже, эти люди как следует натерпелись в своё время от собственных хозяев, раз так ненавидели теперь всех, кто официально носил статус свободного человека. В своё время я поспешила с выводами, решив, что арканзийские рабы во всём заодно со своими хозяевами. Удивило меня и то, что Берк с Юркмезом практически сразу же присоединились к остальным в издевательстве над пленниками. Удивило, но почти сразу же показалось донельзя закономерным, хоть я и не смогла бы сразу сформулировать, почему. Сама же я старалась держаться от происходящего подальше. Села на песок, обхватив руками колени, почти так же, как сидела прежде, до нашего с Данте разговора в Бертане. Тихо поблагодарила рабыню, с ободряющей улыбкой принесшую мне еду и флягу с водой. Но взгляд то и дело возвращался к деревьям и привязанным к ним людям. А потом подошёл Альтан. — Наступило время казни, — объявил он. — Казни? — подняла голову я. — Я думала, будет суд? — Наш суд краток, — недобро усмехнулся Альтан. — Все рабовладельцы приговариваются к смерти, и приговор обжалованию не принадлежит. — Мой хозяин — галлиндиец, — заметила я. Впервые я назвала Данте 'хозяином', не чувствуя при этом прилива всепоглощающей злости. — Он вёл себя со мной корректно. Ничем не обидел. Заботился. — Давно он тебя купил? — проницательно спросил Альтан. — Неделю назад, — призналась я. — Чуть больше. — Он просто не успел проявить свою сущность, — скривил губы Освободитель. — К тому же нам всё равно, как именно рабовладельцы обращаются с рабами. Достаточно того, что они считают себя вправе владеть другими людьми. Видя, что спорить с Альтаном совершенно бесполезно, я сменила тактику. — Из этих четверых только двое — рабовладельцы. Один из арканзийцев — надсмотрщик. Один из галлиндийцев просто сопровождает своего товарища. — Мне это известно, — откликнулся Альтан. Видимо, успел переговорить с рабами Илкера. — Надсмотрщик — это ещё хуже, чем рабовладелец. А оба галлиндийца без сомнения заодно. Но ты права в одном. Арканзийские пленники действительно интересуют нас куда больше. Наши основные претензии — именно к ним. — Значит?.. Боги, а почему меня так волнует судьба Данте и Ренцо? Не так ли давно я ненавидела их обоих? Не так ли давно желала только одного — оказаться как можно дальше от них, если понадобится, то даже на том свете? Зачем же теперь я рискую расположением Альтана, выгораживая чужих мне людей? И тем не менее ответ Освободителя заставил моё сердце сжаться. — Значит, арканзийцев мы казним сегодня. А галлиндийцев оставим на завтра. Пускай проживут ещё одну ночь. А нам и завтра понадобится развлечение. Жизнь в пустыне нелегка. Людям необходимо выпускать пар. Альтан зашагал дальше, уведомляя соратников о сегодняшних и завтрашних планах. В итоге все собрались в подобие очереди напротив тех деревьев, к которым были привязаны Илкер и надсмотрщик. Каждый из рабов держал камень, некоторые сразу два, в обеих руках. Среди собравшихся были и Берк с Юркмезом. — Хочешь принять участие в побиении камнями? — спросил меня кто-то из рабов? Я покачала головой. Я старалась не смотреть, но то и дело поворачивала голову в сторону деревьев и разъярённой толпы. Я старалась не слушать, но даже заложи я уши, крики всё равно достигли бы моего сознания. Казнь длилась долго. По-моему, бывшие рабы специально кидали камни так, чтобы не сразу задеть жизненно важные органы. Я успела обратить внимание и на их лица — перекошенные от ненависти. Броски сопровождались злобным 'Так тебе!', причём иногда это были выкрики, а иногда, едва слышный шёпот. Женщины бросали камни не менее, а то и более, ожесточённо, чем мужчины. Наконец, всё было кончено. Сначала стихли вопли пленных. Потом, постепенно, сошёл на нет шум толпы. Я сидела в стороне, обхватив руками колени, и моё тело била дрожь. Трупы так и оставили привязанными к деревьям в окружении горок камней. Освободители, как ни в чём не бывало, стали возвращаться к своим делам. — Идём, мы устраиваем торжественную трапезу! — гостеприимно протянул мне руку какой-то мужчина. Руку, каких-то пару минут назад кидавшую камни в живых людей. На ней даже оставалась пыль с этих камней, он не счёл нужным её стряхнуть. — Торжественную трапезу? — бесцветным голосом переспросила я. — В честь чего? В честь казни? Я всё-таки пересилила себя и подала ему руку. Он помог мне подняться на ноги. — И это тоже, — ответил мужчина. — Но главным образом в честь свободы. Мы празднуем её каждый вечер. Наша жизнь непроста, — посерьёзнев, объяснил он. — Мы живём в тяжёлых условиях, держимся подальше от городов, перебираемся по пустыне с места на место, благо наперечёт знаем все здешние источники воды и колодцы. И не знаем, как долго это продлится. Так что каждый новый день свободы для нас — это праздник. Бывшие рабы и правда стали праздновать. Если, пили, шумно переговаривались, потом кто-то даже начал петь. Вскоре к нему присоединились ещё пара голосов. — А что теперь будет с нами? — спросила я у Альтана, когда подвернулся удобный момент. — Вы теперь свободные люди, — торжественно ответил тот. — Так что вправе поступать, как захотите. Можете остаться с нами. А можете уйти в жилые места. Один городок находится не так далеко отсюда. Но только должен предупредить: раба, путешествующего в одиночку, поджидают крупные неприятности. Однако если захочешь рискнуть, это твоё право. Я кивнула, осмысливая информацию. — Что же ты выберешь? — полюбопытствовал Альтан. На этот счёт у меня не было ни малейших сомнений. С окружавшими людьми у меня точно не было ничего общего. — Я отправлюсь в город, — ответила я. — Хочу попытаться вернуться на родину. Знаю, что это рискованно, но моя цель стоит того. — Понимаю, — кивнул Альтан, принимая мой ответ. — Однако, — продолжила я, — с твоего позволения, я бы хотела остаться здесь до утра. Путешествовать ночью слишком опасно. К тому же я хочу посмотреть на завтрашнюю казнь. И вновь Альтан принял моё решение. — Конечно. Тебе помогут здесь устроиться. А завтра мы отдадим тебе твоего джамаля и обеспечим всем необходимым, чтобы добраться до Эльварды. — Благодарю тебя, — кивнула я. Мой взгляд скользнул в сторону пленников, которым как раз поднесли воды. Сделавшие это рабы показательно плюнули в чарку. Галлиндийцы от воды отказались. И тогда я окончательно решилась. Пили бывшие рабы не только воду. Когда наступила наиболее торжественная часть вечера, они пустили по кругу фляги, наполненные другим напитком. Как мне объяснили, это была настойка из плодов какого-то росшего в здешних местах кактуса. Не так чтобы очень вкусная, зато прекрасно дурманящая голову. Эти люди действительно проживали каждый свой день, как последний. И старались брать от жизни всё. Кроме того, родившиеся и выросшие в статусе рабов, за которых всё решает хозяин, они не умели как следует планировать наперёд. Жить сегодняшним днём было для них наиболее естественным состоянием. Я пить здешнюю дурь не стала. Ненавижу, когда что-то дурманит мне голову, а сейчас для этого тем более было не время. Что ж, как говорится, трезвый пьяного не поймёт. Настойка стала действовать очень быстро. Уровень веселья среди окружающих резко повысился; координация движений существенно ухудшилась. Несколько пар начали целоваться почти на самом виду, а вскоре поцелуи переросли в более откровенные ласки. Среди этих парочек я с облегчением заметила и Юркмеза. Признаться, я опасалась, что сейчас, когда ни Данте, ни Илкер не могли его остановить, он попытается закончить начатое несколько дней назад и снова станет меня преследовать. Существовали хорошие шансы, что здешние хозяева всё же встанут на мою сторону, но стопроцентной уверенности у меня не было. Постепенно освободители стали укладываться на траву. Одни спали, другие неподвижно лежали с открытыми глазами, устремлёнными в одну точку, и время от времени начинали громко хохотать. Затем снова застывали. На внешние раздражители они не реагировали. Я проверила это, подойдя к нескольким из них и проведя рукой прямо у них над глазами. Потом взяла флягу с водой и направилась к галлиндийцам. Деревья, к которым их привязали, росли на расстоянии всего пары ярдов одно от другого. Я подошла к Данте и молча поднесла ему воду. Он открыл рот, и я наклонила флягу так, чтобы он смог напиться. Данте не останавливался долго, почти захлёбывался — тогда я осторожно отодвигала флягу, останавливая течение воды, — и снова продолжал пить. Обходиться без питья в пустыне — мучительная вещь. — Спасибо, — выдохнул он наконец, когда воды в крупной фляге осталось не больше половины. Я перешла к Ренцо, напоила и его, параллельно оглядывая лагерь. Если кто-то и бодрствует, то ничего совсем уж крамольного в том, что я решила напоить пленников, не увидит. — Спасибо, Сандра, — сказал Ренцо, устало прикрывая глаза. — Вот мы и поменялись местами. Я в последний раз огляделась, лишний раз убеждаясь в том, что за нами никто не наблюдает, а уж услышать разговор не сможет точно. — У меня есть к тебе деловое предложение, — заявила я, опираясь рукой о дерево, к которому был привязан Данте. Он взглядом показал, что внимательно слушает. — Я помогаю вам бежать и ухожу вместе с вами. А ты, — я пристально посмотрела ему в глаза и с нажимом продолжила, — отпускаешь меня на все четыре стороны в тот момент, когда я этого захочу. — Договорились, — не раздумывая, согласился он. Больше не задерживаясь, я вернулась в центр лагеря. Похоже, все спят. Что ж, риск, конечно, есть, но тут уж либо рисковать, либо бездействовать. Раздобыть нож оказалось легко. Найти, где освободители сложили оружие и личные вещи галлиндийцев, тоже. Я то и дело озиралась, а в остальное время напряжённо вслушивалась в окружающую тишину. Пока всё было спокойно. Меня никто не окликнул и не попытался остановить. И тогда я решилась на наиболее рискованный шаг. Наиболее рискованный, потому что он был самым шумным и самым заметным. Спасало лишь то, что животных разместили в стороне от людей, и мои действия частично скрывали деревья. Я принялась седлать трёх джамалей. Тех, на которых до сих пор ехали Ренцо, я и Илкер. За время нашего путешествия я научилась как распознавать, так и правильно сними обращаться. Поэтому сейчас действовала быстро. Когда я закончила, и джамали были оседланы, у меня вдруг возникла ещё одна идея. Присев возле остальных сёдел, я стала методично перерезать подпругу. Теперь, даже если бывшие рабы проснутся, и за нами организуют погоню, они не смогут преследовать нас верхом. На то, чтобы починить сёдла, понадобится время. А путешествовать пешком в ночное время слишком опасно. Да и не догонят нас пешие. Я готовила побег, а в голове крутилась мысль: 'Что ты творишь?!'. Нет, сомнений не было, я приняла окончательное решение и, как ни странно, была совершенно уверена в его правильности. Я не сомневалась, скорее, удивлялась самой себе. Ещё совсем недавно единственным, чего я хотела, была свобода. И раз полноценная свобода с избавлением от клейма в виде дракона невозможна, я хотела хотя бы избавиться от хозяина. От необходимости подчиняться. Пусть даже для этого мне надо было умереть. И вот, казалось бы, что может быть лучше? Я встретила единомышленников, меня освободили, я не должна выполнять ничьих приказов, не являюсь ничьей вещью. Быть может, по закону Арканзии всё и не так, но какое мне дело до её законов? Казалось бы, все желания исполнены. Радуйся и воспользуйся появившимся шансом. А я вместо этого ставлю под угрозу свою жизнь и свободу. Зачем? Чтобы спасти от смерти тех, кого до недавнего времени считала своими злейшими врагами? И что изменило моё отношение? Ночная переписка при помощи глупой студенческой 'птички'? Или не менее глупое объявление о вдовствующем гареме? Разобравшись с джамалями, я в последний раз обошла лагерь. Присмотрелась к лежащим на земле людям, прислушалась к их дыханию. Вроде бы спят. Насколько чутко, не знаю. Наверное, под действием настойки сон бывает глубокий, но кто его знает, как долго продолжается это действие; к тому же оставалась вероятность, что кто-то эту настойку не пил. Решившись, я быстро вернулась к галлиндийцам и перепилила при помощи ножа связывавшие их верёвки. Верёвки оказались прочными, толстыми, и на это занятие ушло больше времени, чем я предполагала. Молча указала мужчинам в сторону джамалей, а сама быстро прихватила пару фляг с водой, после чего тоже метнулась к животным. Данте придержал моего джамаля, пока я садилась. Ренцо с трудом удержался седле, когда его джамаль неспешно поднялся на ноги. — Руки затекли от этих чёртовых верёвок, — тихо покаялся он. — Да, я знаю, — многозначительно подтвердила я и посмотрела на Данте. Мне было интересно, увижу я в его взгляде хотя бы намёк на чувство вины. Или исключительно уверенность в собственной правоте, как тогда, во время разговора в башне? Как ни странно, увидела. А может быть, мне показалось. Свет луны, пускай и полной, слишком обманчив. Так или иначе, Данте на секунду сжал мою руку, прежде чем оседлать собственного джамаля. — Спасибо, Сандра, — негромко сказал он. — Обещаю, я не останусь в долгу. Ответить я не успела. — Где? Куда? — громко спросил кто-то спросонья. Ещё несколько человек зашевелились, просыпаясь. Мы погнали джамалей прочь, заставляя их двигаться максимально быстро. К счастью, это были не обычные верблюды, и скорость они развивали более высокую. Луна же указывала нам направление, в котором следовало двигаться, и освещала наш путь. И даже когда она уступила место красному диску поднявшегося из-за гор солнца, мы не остановились, торопясь как можно скорее преодолеть расстояние, отделявшее нас от Эльварды. Мы немного беспокоились о том, чтобы не заблудиться. Мои спутники никогда прежде не путешествовали по этому маршруту, и о направлении знали лишь по разговорам с арканзийцами. Однако около полудня у нас нашлись провожатые. Было самое жаркое и потому самое тяжёлое время. Поэтому, увидев впереди большой отряд, я сперва подумала, уж не начались ли у меня галлюцинации. Вода у нас пока ещё оставалась, но мы её тщательно экономили. Вторым на очереди оказался страх: что, если мы столкнулись с очередной компанией 'освободителей'. Но эту мысль я отмела очень быстро. Ехавшие нам навстречу люди были одеты в военную форму и хорошо вооружены. Не знаю, повод ли это для радости, но речь точно не идёт о беглых рабах. Прежде, чем мы успели поравняться с отрядом, командир сделал своим людям знак остановиться, а сам, напротив, выехал нам навстречу. — Дон Данте Эльванди? — спросил он, безошибочно обратившись к Данте. — Разве мы знакомы? — нахмурился тот. — Нет, но мы как раз ехали вам на помощь, — откликнулся командир. Меж тем ещё один человек выехал ближе к нам. Он, в отличие от остальных, не носил военную форму, при этом одежда выдавала в нём человека весьма богатого. — Дон Эльванди! — горячо воскликнул он. — Как же я рад видеть тебя в добром здравии! — Карталь-бей? — щурясь, проговорил Данте, и мужчина в штатском радостно закивал. — Он самый, дон Данте. Я с чувством немалого облегчения увидела, что и Данте, и Ренцо стали куда менее напряжены после этого узнавания. — Что же ты делаешь здесь, посреди пустыни? — удивился Данте. — Еду к вам на выручку, как и сказал, многоуважаемый капитан. До Селима-паши дошли слухи о том, что в этих местах орудует банда беглых рабов. Беспокоясь о вас, он отправил меня вам навстречу. Не успел я выехать из Эльварды со своим отрядом, как мы повстречали капитана, — улыбнулся последнему он. Только теперь я поняла, что мы встретили не один отряд, а два: об этом говорили различия в форме, которые можно было, приглядевшись, заметить. — Именно так, — подтвердил капитан. — Мы направлялись на поиски бандитов, которых давно пора уничтожить, и выехали из города практически одновременно с Карталь-беем и его людьми. Поскольку выяснилось, что наши цели отчасти совпадают, мы решили продолжить путь вместе. — Отчего же эта банда не была уничтожена до сих пор? — мрачно спросил Ренцо. Его суровость легко понять: не очень-то приятно оказаться привязанным к дереву, мучиться от жажды и смотреть, как забрасывают камнями твоего спутника, точно знаю, что на рассвете то же самое сделают и с тобой. — Не так-то это легко, — нехотя признался капитан. — Они отлично знают все здешние колодцы и постоянно кочуют с места на места. Прочёсывать пустыню — дело непростое. Но я надеюсь, что на сей раз мы с ними разделаемся. — Я не вижу с вами Илкер-бея. — Лицо Карталя приняло озабоченное выражение. — Значит ли это, что с ним что-то случилось? — Увы, — подтвердил Данте. — Илкер-бея и его слуг убили беглые рабы. И его собственные рабы приняли в этом участие. — Вот же мрази! — процедил капитан. — Никакой благодарности к собственному хозяину! Мрази — согласна. Благодарность? А, собственно говоря, было ли за что её испытывать? Впрочем, свои мысли я придержала при себе. И правильно сделала, поскольку моей персоной и без этого заинтересовались. — А эта рабыня? — сурово спросил капитан, определив мой статус по клейму на руке. — Тоже имеет к ним отношение? — Нет, — отрезал Данте. — Это моя рабыня, и только благодаря ей мы с моим другом остались живы. Что ж, во всяком случае, он счёл нужным за меня заступиться. Приятно, когда кто-то помнит добро. Капитан скользнул по мне ещё одним взглядом, на сей раз скорее заинтересованным, чем суровым, и снова переключил своё внимание на Данте. — Расскажите, когда вы с ними повстречались и, если возможно, где. Помогут любые ориентиры. Данте ответил на все вопросы капитана, Ренцо периодически дополнял. Я подумала, что теперь для солдат действительно не составит большой сложности разыскать рабов. Хотя, если те сообразят, чем чреват для них наш побег, и вовремя покинут лагерь… Всё может быть. Признаться, в этой игре я не желала победы ни той, ни другой стороне. У рабов несомненно были все причины для того, чтобы так сильно ненавидеть господ. Но если бы они сами превратились в рабовладельцев… Что-то подсказывало: они оказались бы не менее жестокими хозяевами. Так что, пожалуй, я даже не хотела знать, каким будет итог этого выезда. Когда расспросы закончились, капитан вежливо попрощался с Данте, Ренцо и Карталем, после чего повёл своих людей вперёд, вглубь пустыни. Мы же в сопровождении нового посланника Селим-паши и его отряда направились в Эльварду, и через два часа уже были в городе. Ночевать в городе Данте вроде бы не собирался, но на постоялый двор, тем не менее, заехали, чтобы передохнуть, пообедать и сменить верблюдов на лошадей. Путешествие по пустыне подошло к концу. Ренцо о чём-то договаривался с хозяином постоялого двора, мы же с Данте и Карталем медленно поднимались по лестнице. Мужчина шли впереди, я отставала на пару ступенек. В какой-то момент Карталь обернулся и посмотрел на меня с нескрываемым интересом. — Так ты говоришь, эта девочка спасла из плена тебя и твоего друга, дон Эльванте? — осведомился он. — Как такое возможно. — Они сочли её своей, поэтому не тронули. — Данте говорил медленно, явно нехотя. Он вообще не был любителем поболтать, в отличие как от Илкера, так и, похоже, Карталя. — Она дождалась, когда все уснут, и помогла нам скрыться. Лаконично и без лишних подробностей. Карталь снова оглянулся. Я опустила глаза. Мне не слишком понравился его взгляд. — Вам надо как-нибудь её поощрить, — заметил арканзиец. — Такая преданность — редкость. Рабы — как животные. — Он понизил голос, но я всё равно услышала. — Их нужно правильно дрессировать. Поощрять нужное вам поведение, наказывать за ненужное. В последнее время люди разучились правильно воспитывать рабов, и вот результат в наших пустынях. — Он печально вздохнул. Я стиснула зубы — так, как регулярно делала в начале пути. Нет, бей, или как тебя там, 'воспитание' здесь совершенно ни при чём. То, что происходит в ваших пустынях — плод вашего насквозь прогнившего общества, где к людям относятся, как к скоту. — Ты можешь подарить ей какою-нибудь побрякушку вроде браслета, — продолжил советовать арканзиец. — Можно даже подороже, из тех, о каких рабыни могут только мечтать. Возможно, потратишь лишние деньги, зато, поверь, за это она будет готова целовать твои ноги. И не только ноги, — добавил он с многозначительной усмешкой, такой слащавой, что меня чуть не стошнило прямо на ступеньки. — Впрочем, можно обойтись и без трат, просто отблагодарить её в постели. Кстати сказать, — его улыбка стала ещё более сладкой, — если у тебя не будет времени или настроения, я мог бы посодействовать тебе в этом вопросе. Поверь, она останется довольна. Я на секунду прикрыла глаза. Замерла, схватившись за перила, чтобы не споткнуться. Нет, я не собираюсь терпеть подобное отношение. Возможно, я проиграю, окажусь в нищете, погибну, но терпеть этого всё равно не стану. Конечно, изливать свой гнев в обращённых к Карталю словах не имело смысла, и я не стала этого делать. — С твоего позволения, я сам разберусь, как мне благодарить рабыню, — ответил Данте тем ледяным тоном, каким умел говорить. Но мне этого было недостаточно. И прежде, чем они направились в комнату, где слуги уже накрыли обед и куда мне вход был заказан, я обратилась к Данте: — Господин, вы позволите? Всего пару слов. Данте кивнул. — Отправляйся в трапезную, Карталь-бей, — сказал он арканзийцу. — Я догоню тебя. После чего отвёл меня в конец коридора. Карталь, и не подумав последовать совету Данте, остался на месте, старательно прислушиваясь. К счастью, мы находились на достаточно большом расстоянии, а подойти ближе он всё же не решился. — Ты обещал отпустить меня, как только я этого захочу, — без обиняков заявила я Данте. — Так вот, я хочу уйти сейчас. Поэтому к тому моменту, когда вы закончите трапезу, меня здесь уже не будет. — Сандра, сейчас у меня нет возможности говорить, — ответил Данте, ненавязчиво повернув голову в сторону Карталя. — Подожди день или два. — Мне не нужны разговоры, — отрезала я. — Я просто сообщаю тебе, что ухожу. Желаю удачи в договорённостях с арканзийцами. Это всё. Я попыталась развернуться и уйти, но Данте крепко схватил меня за руку. Карталь следил за нами с возрастающим интересом. Чуть не приплясывал на месте, но переместиться поближе себе позволить, как видно, всё-таки не мог. — Нет, это не всё, Сандра, — процедил сквозь зубы Данте, от которого тоже не укрылся повышенный интерес арканзийца. — Я тебя не отпускаю. Сейчас ты пойдёшь в ту комнату, где тебе положено находиться, и останешься там до тех пор, пока мы отсюда не уедем. — Ты обещал, что отпустишь меня по первому моему слову, — сквозь зубы напомнила я. — Выходит, ты лгал? — Полагаешь, в тех обстоятельствах у меня были другие варианты? Сандра, разговор окончен. Ты никуда не уходишь и едешь со мной в мой армон. Там мы поговорим. А сейчас я с тобой разговаривать не могу, — прошипел он. Сделал шаг в сторону Карталя, но снова обернулся. — Имей в виду: попытаешься самовольно уйти — я объявлю о побеге рабыни. В этом городе тебя найдут за пятнадцать минут. Вот теперь он, не оборачиваясь, зашагал к Карталю. — Рабыня проявляет характер? — сразу же осведомился тот. — Нужно было уладить кое-какие дела, — разочаровал его Данте, дав нашему разговору столь абстрактное и одновременно тривиальное объяснение. Эти двое ушли, а я осталась в пустом коридоре. Медленно опустилась на пол, прислонилась спиной к стене. Тело начала бить нервная дрожь. Лжец! Лучше бы он остался там, у 'освободителей', и погиб, как Илкер. Меня передёрнуло от этой мысли. Нет, наверное, всё-таки не лучше. Пусть живёт. А вот мне всё-таки следовало сброситься с той башни. Если бы я получила такую возможность сейчас, я бы не испугалась.

Просмотров: 19

Прошло ещё две недели. У Данте с Ренцо серьёзно прибавилось дел, однако жизнь постепенно входила в более-менее привычную колею. Какие-то дела пришлось отложить, для исполнения других — нанять новых людей, специализировавшихся на добыче камней. И всё на время успокоилось. Даже время на совместные трапезы снова появилось. Кроме того, Данте периодически заглядывал ко мне в библиотеку, либо по делам, связанным с архивом и переводами, либо для того, чтобы сообщить интересовавшую меня информацию. Он, наконец-то, стал получать сведения об Астароли. И я жадно ловила каждое слово, несмотря на то, что ничего радостного в получаемых знаниях не было. От Астароли мало что осталось. Нападавшие разрушили бОльшую часть города и разграбили всё, что только можно было разграбить. Увы, Астароль была городом небольшим и при этом богатым. Внушительной армией из-за своих размеров не обладала. Наверное, было предсказуемо, что рано или поздно этим воспользуются. Подкрепление из столицы прибыло слишком поздно. Напавших изгнали, но многие районы города успели фактически сравняться с землёй. Когда вернулся первый гонец, и Данте лично пришёл сообщить мне плохие новости, я думала, что расплачусь. Приготовилась сдерживать слёзы и даже подумала о том, что, если это не удастся, можно будет отойти за стеллажи под тем предлогом, что у меня в срочном порядке заказали книгу. Но слёз, как ни странно, не было. Возможно, потому, что подсознательно я была давно готова к таким новостям. А может быть, никакие новости не могли потрясти меня сильнее, чем вид собственной улицы, изуродованной чёрным дымом, клубы которого поднимаются над домами, застилают небо и мешают дышать. А мимо мечутся люди, и всё больше и больше пятен крови покрывают холодную мостовую… Нет, я не плакала. Я лишь сидела, глядя в одну точку, и слушала, а когда Данте договорил, просто кивнула в знак того, что всё поняла, благодарна за информацию, и он может идти. Он не ушёл сразу. Какое-то время стоял, прислонившись плечом к стене, и якобы рассматривал книжные полки, а в действительности наблюдал за мной. Я отлично это знала, но почему-то этот факт не раздражал меня и не смущал. Наоборот, от присутствия Данте было чуть теплее. Именно от такого — молчаливого, неназойливого, почти незаметного. Без утешений, без соболезнований и без попыток отвлечь глупыми шутками на отвлечённые темы. Я же просто сидела и долго смотрела в одну точку, и взгляд блуждал по улицам, которых уже несколько недель как не существовало на этом свете. Я заглянула в булочную, которая давно уже сгорела, прошла по аккуратной и чистой набережной, с которой дети ещё долго не будут любоваться на проплывающие мимо корабли, и купила пару леденцов в кондитерской, давно сравнявшейся с землёй. У меня действительно не осталось прежнего дома. И если дом был, то только здесь, в Галлиндии. А был ли? Пока я и сама не знала ответа на этот вопрос. Та новость была не последняя. Помимо более точной информации, которую я впоследствии получала от Данте, ко мне как-то раз зашёл дон Бенвенуто Росси. Лекарь был очень расстроен и казался постаревшим лет на десять. Когда я спросила, в чём дело, он рассказал, что его старый друг Ренуар Скотт, преподававший на кафедре медицины Северного Астарольского университета, погиб во время атаки на город. Видимо, интуитивно почувствовав, что никто не поймёт его в этой боли так, как я, он пришёл в библиотеку, и ещё долго сидел, попивая то прихваченное им вино, то принесённый Бьянкой чай и рассказывая мне о больших научных достижениях своего друга, а также о тех проказах, которые они вместе совершали в юности. Он ушёл, а я всё ещё оставалась под впечатлением от этих историй, и думала о том, кто из моих собственных университетских знакомых остался в живых, а кто — нет. Хотя бы касательно тех, что успели разъехаться из Астароли, я могла пребывать в относительной уверенности. И, взяв лист бумаги, я снова принялась выводить на её белизне синеву слов. Сидел в высокой башне звездочёт. Имел он и достаток, и почёт, Но вряд ли отдавал себе отчёт, Насколько были знания полезны. Он часто запирался изнутри. И целый час, а может, даже три Нередко — от заката до зари В темнеющую вглядывался бездну. В час волка, скорпиона и совы, Порой цветенья ведьминой травы, Он вглядывался в звёзды, но, увы, Они давать ответа не хотели. Но он трудился с ночи до утра, В любую непогоду и ветра, И в зиму, что на облачность щедра, И в самые суровые метели. В высокой башне не было окон, Но слишком много ставилось на кон, Столь важный он исследовал закон, Что недосуг задуматься о стуже. Он всё искал последнюю черту, Меж небом и землёю на мосту. В высокой башне, будто на посту, Он жил и мир покинул на посту же. Знал больше всех живущих, ну так что ж? Он думал, что цена познаньям — грош, Покуда самой сути не найдёшь. И, с каждым днём всё более печально, Забыв о выполненье прочих дел, Он в небо необъятное глядел, Как будто силясь высчитать предел Вселенной, беспредельной изначально. Шло время. Звездочёта больше нет. Он за собой оставил яркий след. Его со школы знает целый свет, В большом долгу небесная наука. Но есть загвоздка важная одна, И в этом не учёного вина: За редкие открытия цена — Вседневное отчаянье и мука. В тот день Данте перехватил меня в коридоре. — Сандра! Можно с тобой переговорить? — Конечно. Благо его покои находились недалеко, мы прошли в располагавшуюся там гостиную. — У меня есть к тебе одна просьба, — сказал он, когда мы уселись напротив друг друга (я, по собственному выбору, — в кресло, он — на диван). — Это никак не подпадает под сферу твоих обязанностей, но твоя помощь может оказаться для меня очень важной. — Всё, что в моих силах, — не задумываясь, ответила я. Он кивнул в знак благодарности. — Слушай. В ближайшее время в армон приезжает гостья. Её зовут Айгуль-ханум. Она — старшая дочь Текер-бея, человека, довольно-таки известного среди арканзийской знати. — Это званая гостья? — нахмурилась я, уже подозревая, каким будет ответ. — Не так чтобы, — усмехнулся Данте. — Мне написал её отец и попросил предоставить ей кров, когда она будет проезжать через мои земли по дороге в галлиндийскую столицу. Дескать, девушка отправилась навестить свою дальнюю родственницу, а Текер-бей волнуется и хочет обеспечить для неё максимально комфортные условия во время поездки. — Но тебя в этом что-то не устраивает, — отметила я. — Что именно? То, что она из Арканзии? Думаешь, таким образом бей хочет за тобой пошпионить? — Сомневаюсь, — покачал головой Данте. — В этой стране не принято использовать для подобных целей женщин, тем более знатных. Но ты права, я не слишком доволен таким поворотом. И дело даже не в национальности гостьи. Ты знаешь, я недолюбливаю арканзийцев. — Ты мне рассказываешь! — хмыкнула я, намекая, что моё собственное отношение к гражданам Арканзии куда как хуже. — И тем не менее в данном конкретном случае проблема в другом, — продолжал Данте. — В конце-то концов, дать приют молодой женщине, которой негоже останавливаться на постоялых дворах сомнительной репутации, — святое дело, на что и давит в письме её отец. — Но… — подбодрила я. — Но штука в том, что я кое-что знаю про Текер-бея, — заметил Данте. — Например, то, что ехать из его имения в нашу столицу через мои земли — значить делать огромнейший и совершенно неоправданный круг. Неоправданный — если, конечно, для него нет другой причины, не указанной в письме. Кроме того, никогда не слышал, чтобы у этого семейства были родственники в Галлиндии, пусть даже дальние. Да и вообще отправлять незамужнюю девушку в путешествие одну — пускай со слугами и рабами, но без присмотра родственников мужского пола, — с точки зрения арканзийцев совершенно негоже. И тот факт, что отец Айгуль-ханум пренебрёг этим правилом, наводит на определённые мысли. Я задумчиво водила подушечкой пальца по накрашенному бледно-розовым цветом ногтю. — Незамужняя девушка в гостях — это ведь большая ответственность, — проговорила я. — Малейшая неосторожность со стороны хозяина-мужчины, случайное несоблюдение этикета, неудачное стечение обстоятельств — и гостья уже скомпрометирована. — И что остаётся в этой ситуации делать хозяину? — подхватил Данте, улыбнувшись моей догадливости. — Конечно же, жениться на бедняжке. — В противном случае он наносит страшное оскорбление самой девушке, её отцу, а заодно и всей арканзийской знати, — приняла эстафету я. — Да и среди галлиндийцев приобретает репутацию человека бесчестного. При этом такой пустячок, как смешанное месторождение отлично примирит обиженную сторону с неожиданным браком. — Красивая схема, правда? — Данте говорил таким тоном, будто описываемая ситуация вовсе и не касалась его лично. Он просто давал высокую оценку чьей-то изобретательности. Это спокойствие немного меня нервировало. — А… ты сам рассматриваешь вариант на ней жениться? Я постаралась задать этот вопрос как можно более небрежным тоном. — На арканзийке? — изогнул брови Данте. — Фи! Ты не можешь отвергать женщину из-за её национальной принадлежности. Это нехорошо и не по-джентльменски, — попеняла я, с трудом удерживаясь, чтобы не запрыгать от радости. — Давай будем считать, что я не джентльмен, и на этом закроем тему, — предложил Данте. — Хотя дело тут не в крови. Культура страны накладывает на большинство её жителей свой отпечаток. И отпечаток, накладываемый обычаями Арканзии, мне не по вкусу. А уж заполучить в тести Текер-бея — это всё равно, что поселиться на вулкане. И потом, на данный момент я вообще не планирую сочетаться браком. Теперь чувство облегчения окончательно сменило напряжённость, разливаясь по телу приятным теплом. Чёрт побери, мне-то что за дело?! — Как я понимаю, отменить её приезд никак нельзя? Я постаралась настроиться на деловой лад. — Нельзя, — подтвердил Данте. — Значит, в общении с ней тебе придётся быть крайне осторожным. — Совершенно верно. Но есть кое-что ещё, возможно, более важное. — Что именно? — нахмурилась я. — Как ты догадываешься, они приезжает не одна. С ней будет свита, и в том числе её главные сопровождающие — пять личных рабынь. — И что же? Пока я не видела в этом большой проблемы. — Видишь ли, насколько мне известно, эти девушки обладают необыкновенной красотой, всецело преданы своей госпоже и выполняют для неё самые разные задачи, в том числе и щекотливого характера. Я всё ещё смотрела непонимающе. — Например, соблазнить нужного мужчину, — терпеливо пояснил Данте. — И что? — хихикнула я. — Потом Текер-бей предъявит тебе претензию, мол, сударь, вы соблазнили мой гарем? Я думала, что удачно пошутила, но, как оказалось, была излишне самонадеянна. — Почти, — на полном серьёзе ответил Данте. — Видишь ли, Сандра, — продолжил он, видя, как насмешливое выражение на моём лице сменяется ошарашенным, — тут играют роль те самые культурные особенности. Конечно, если я — пускай и невольно — скомпрометирую Айгуль-ханум, мне придётся на ней жениться, и это как-то загладит ситуацию. И, тем не менее, для южанки это большой позор. Поэтому на такой шаг Текер и, по его наущению, Айгуль, пойдут разве что в самом крайнем случае. А вот рабыни — это совсем другое дело. Видишь ли, скомпрометировать чужих рабынь — значит нанести оскорбление их хозяину. Если, конечно, он сам не дал на то дозволения. А как уладить конфликт в случае подобного оскорбления? Женитьба на его дочери — совсем неплохой способ. Так что твоя шуточная версия об оскорблённом гареме недалека от истины. Я пыталась постичь логику арканзийцев, хотя, признаться, этот процесс давался мне с трудом. Специфика рабовладельческого общества была для меня слишком чужда. — В любом случае, в чём заключается проблема? — с некоторым раздражением осведомилась я. — В конце концов, ты — взрослый мужчина и понимаешь, в чём заключается их план. Ты что же, так-таки не способен сдержать себя в руках и не позволить себе лишнего? Данте подался вперёд, в результате чего его лицо оказалось совсем близко к моему. — Способен ли я сдержать себя в руках? — с придыханием спросил он. — Когда пять эффектных женщин, профессиональных соблазнительниц, обступят меня со всех сторон? Станут одновременно ласкать меня своими нежными руками, вырывать из объятий друг друга, чтобы завоевать право подарить мне поцелуй, будут бороться между собой за право моей близости? Так способен ли я буду сдержать себя в руках? Я сглотнула. После таких слов мне уж и самой начинало казаться, что я бы не устояла перед напором пяти красавиц. — Конечно, способен, — неожиданно ответил Данте, спокойно отстраняясь. — Но, — он поднял вверх указательный палец, — только при условии, что буду в здравом уме и твёрдой памяти. Не под действием алкоголя или других специфических препаратов. Не внезапно разбуженный ото сна. И так далее. А арканзийцы весьма изобретательны в подобных вопросах. Так что случиться может всякое. И полагаться на себя одного на все сто процентов было бы с моей стороны самонадеянно. — Чего же ты ждёшь от меня? — нахмурила брови я. — Чтобы ты помогла мне с ними справиться, — просто ответил он. — Будь начеку. Проследи за ними. Присутствуй вместе со мной на встречах с этой компании. Думаю, Айгуль-ханум я смогу взять на себя, а вот с её свитой мне понадобится помощь. — Но в каком качестве я смогу присутствовать на встречах? И с какой стати эти девицы станут воспринимать меня всерьёз? — усомнилась я. — С той стати, что я так хочу, — спокойно отозвался он. — С той стати, что ты занимаешь в армоне высокую должность и являешься моим приближённым лицом. С той стати, что я даю тебе официальные полномочия общаться с гостьями от моего лица. Поверь, этого более чем достаточно. Не только с моей точки зрения, но и в глазах арканзиек. Ты в чём-то сомневаешься? Он видел, как я на него смотрела. Со скептицизмом, с недоверием, в попытке разгадать, что стоит за этой просьбой. — Почему ты просишь об этом именно меня? — спросила я напрямик. — Есть ведь Ренцо. Есть твоя личная охрана. — Конечно, есть, — согласился Данте. — И все они будут при деле. Ренцо обязательно будет участвовать в совместных трапезах и прочих мероприятиях. Охранники тоже буду начеку. Но не забывай: они все — мужчины. А, значит, те женские фокусы, которые эти девицы попытаются использовать против меня, могут сработать и на остальных. Ты же — женщина, и в этом твоё огромное преимущество. Тебя они не сумеют сбить с толку. Именно поэтому мне очень нужен твой свежий и не затмеваемый женскими прелестями взгляд. Ты сохранишь хладнокровие скорее, чем все остальные. Вполне вероятно, что это действительно было так. Но вот сейчас хладнокровие всё больше мне изменяло. — Данте, брось, — поморщилась я. — В армоне полным-полно женщин. Так почему же из всех ты обращаешься именно ко мне? Данте слегка склонил голову набок и посмотрел на меня как-то странно, будто ждал, что я вот-вот сама разгадаю ответ. — Потому что тебе я доверяю больше, чем другим женщинам армона, — сказал он затем. Это было неожиданно. И лестно. Но одновременно не снижало степень моего раздражения. Быть может, даже, наоборот, повышало. Почему он привёл меня для этого разговора именно сюда? В свои покои? В место, где мы однажды вместе ночевали, пускай и в разных постелях? В по-своему интимное место, наконец? Что хотел этим сказать? Ведь он откровенно дразнил меня буквально минуту назад, когда придвинулся так близко, что его губы почти касались моего уха. Когда с придыханием в красках рассказывал о том, что будет, когда его начнут соблазнять одновременно несколько прелестниц. Что всё это означало? Он хотел показать, как много я потеряла, отвергнув его полтора месяца назад? Хотел посмотреть на мою реакцию? Или просто счёл, что в этих покоях, да ещё и на близком расстоянии никто не сможет подслушать наш разговор? Увы, я сильно подозревала, что правда заключалась именно в последнем. И это заставляло меня злиться ещё больше. И мне вдруг как никогда захотелось самой проявить инициативу, опрокинуть его на диван, придавить собственным телом, захватить его наглые губы, так беззастенчиво шептавшие недавно мне на ухо, обжечь их таким горячим поцелуем, который заставил бы его скинуть эту свою вечную маску холодного безразличия! Но я, разумеется, сдержалась. Айгуль-ханум приехала в армон рода Эльванди два дня спустя. Прибыла в сопровождении доброго десятка слуг, среди которых были и упомянутые Данте рабыни. При взгляде на них Ренцо присвистнул, да и мне, признаться, захотелось сделать то же самое. Роскошные, раскованные, женственные, в чём-то такие похожие, а в чём-то — совершенно разные, на любой вкус. От кареглазой брюнетки с высокой грудью до субтильной рыжеволосой девушки с зелёными глазами. И одежды на них на всех необыкновенно мало — приспущенные рукава обнажают загорелые плечи, разрезы на юбках открывают взгляду лодыжки и икры. Наряд, допустимый для рабыни и никак не приемлемый для свободной, пусть даже самого низкого сословия. Стоит ли уточнять, я ничего подобного не носила. Сама Айгуль выглядела, конечно же, значительно более пристойно. Её одежда была более закрытой, но тем не менее не скучной, весьма нарядной и украшенной принятыми в Арканзии узорами и лентами. Невероятно длинные чёрные волосы заплетены в две тугие тугие косы. Косы доходили до бёдер. Это какой же длины должны быть волосы, если их расплести? Я покосилась на Данте. Уж не прикидывает ли он, как эта девушка будет выглядеть неглиже и с распущенными волосами. Наверняка зрелище весьма впечатляющее. Айгуль была худая, довольно высокая, с хорошей фигурой, с большими тёмными глазами. Но Данте стоял по-прежнему холодный, бесстрастный, с натянутой улыбкой вежливости на лице. Он поприветствовал девушку, как было положено. Следом поздоровались и мы с Ренцо, вышедшие встречать гостью вместе с Данте. Таким образом, мы демонстрировали статус его приближённых. Девушку проводили в отведённые для неё покои, отдохнуть с дороги. — Если вы не станете возражать, ваших рабынь мы поселим этажом ниже, в отведённом для слуг крыле, — вежливо произнёс Ренцо. Возражать Айгуль не стала. Что ж, все разошлись по своим комнатам. До ужина встреча хозяина с гостьей не предполагалась. Однако же расслабляться я не спешила. Вместо этого, предварительно подготовившись, отправилась прямиком в комнаты, отведённые для рабынь. — Здравствуйте, девушки! — бодро заявила я, входя. Как я и ожидала, все они находились в одной комнате, хотя получили в своё распоряжение две. Две из них сидели на низкой кровати, ещё две — на покрывавшем пол ковре (как видно, от привычки легко не отделаешься), ещё одна в момент моего прихода стояла возле зеркала. Рабыни ответили на приветствие, хотя и не слишком воодушевлённо. По-моему, я помешала какому-то обсуждению. Теперь они внимательно разглядывали меня, с совершенно неприкрытым маломальскими рамками приличия интересом. Впрочем, арканзийские понятия о приличиях порой глобально отличаются от моих собственных, так что, быть может, их поведение вполне соответствовало южным нормам. Взгляды были не так чтобы враждебными, но и не дружелюбными тоже; скорее высокомерными и оценивающими. Да-да, высокомерие было не чуждо и рабыням; тут весь вопрос заключался в их статусе, определённом хозяином. В силу той же логики девушки, заметив моего дракона, не отнеслись ко мне как к существу, не стоящему внимания. Данте успел внятно протранслировать, что я являюсь чуть ли ни его правой рукой, и при таком раскладе рабыня я или не рабыня, большого значения уже не имело. — Как устроились на новом месте? — всё так же бодро поинтересовалась я. — Всё хорошо? Или, может быть, вас что-нибудь не устраивает? Девушки переглянулись, пожали плечами, мол, вроде бы всё в порядке. Я утвердительно кивнула и воодушевлённо продолжила. — Чтобы вы не скучали, я как Архивариус и по совместительству человек, заведующий в этом армоне библиотекой, принесла вам несколько книг для лёгкого чтения. Я с большим удовольствием освободилась от оттягивавших руки томов. Лёгкое чтение на поверку оказалось весьма тяжёлым. — Видите ли, — я слегка понизила голос, придав ему доверительные интонации, — дон Эльванди очень не любит, чтобы по армону ходили без дела. Кроме того, он чрезвычайно ценит грамотность и начитанность, среди всех, не только вельмож, но даже конюхов. Вот, к примеру, совсем недавно его камердинер приходил ко мне за монографией по психологии. Словом, очень рекомендую вам ознакомиться с этими трудами, которые дон Данте считает наиболее достойными примерами галлиндийской художественной литературы. Книги написаны по-арканзийски, так что языкового барьера не возникнет. Надеюсь, вы все обучены грамоте? Я задала этот вопрос таким тоном, словно неграмотной девушке лучше сразу же вставать с места и отправляться из армона восвояси. — Обучены, — ответила за всех одна. — Очень хорошо, — обрадовалась я. — В таком случае мы сделаем так. Сейчас я раздам вам книги, вы их прочитаете, а затем мы обсудим сюжеты и основные мотивы произведений. Таким образом вы сможете поддержать разговор о литературе, если дон Эльванди пожелает поднять эту тему. Конечно, прочитать это всё до ужина вы не успеете, — признала я, глядя на толстенные тома. — Давайте сделаем так: каждая из вас прочитает первую треть выделенного ей произведения. А за ужином мы обсудим прочитанное. Девушки энтузиазма не проявили, но и выступать в открытую против пожелания хозяина армона не стали. Знал бы ещё сам хозяин, что у него такие пожелания! — Отлично. — Позитивность и энергичность были необходимы, чтобы не дать им вовремя опомниться. — В таком случае начнём. Скажите, вот вы любите сладкое? — спросила я, обращаясь к рабыне с роскошной женственной фигурой, которая явно не страдала от недоедания. — Ну… вообще-то да, люблю, — усмехнувшись, призналась она. — Прекрасно! — обрадовалась я. — В таком случае эта книга для вас. И протянула ей томик, на обложке которого красовалось название "Сладкая смерть". Дальше в ход пошли книги "Высокие чувства", "Раскаяние на берегу пруда", "Уместен ли катарсис на рабочем месте?". Быстренько распрощавшись с гостьями, я удалилась. Но предварительно попросила Бьянку покрутиться поблизости. Если удастся, послушать, о чём говорят рабыни, а также моментально известить меня, если они надумают покинуть свои комнаты. Была, конечно, вероятность, что мне удалось занять их делом до ужина, но гарантировать послушание с их стороны никто не мог. К слову, в последнем опасении я оказалась права. Я отправилась к Данте, поскольку хотела обсудить с ним кое-какие нюансы касательно сегодняшнего ужина. Нам с Ренцо предстояло участвовать в трапезе наравне с Айгуль и самим Данте; рабыням же, по пожеланию гостью, должны были накрыть отдельный стол (говоря точнее, постелить специальные циновки) в той же комнате, на некотором расстоянии от нас. Я планировала поговорить с Данте о деталях, но его не застала. Марито сообщил, что хозяин отправился в баню. Что ж, привести себя в порядок перед ужином с гостьей — это логично, даже если не собираешься на ней жениться. Я вернулась к себе. Казалось бы, всё, что возможно, сделано, но я продолжал чувствовать себя, как на иголках. На месте не сиделось. Мне всё казалось, что что-нибудь пойдёт не так. Когда я почти сумела убедить себя, что до самого ужина никаких неприятностей можно не ожидать, в комнату вошла Бьянка. — Какие новости? — тут же спросила я. — Там ужасная слышимость, — пожаловалась девушка. — У нас в армоне слишком хорошая звукоизоляция. — Да, это существенный недочёт, — согласилась я. — Надо бы поговорить с доном Эльванди. Тебе совсем ничего не удалось услышать? — Когда Клара принесла им напитки, дверь открывалась, и вроде бы они говорили о том, что намерены пойти в баню. Бьянка развела руки в извиняющемся жесте, дескать, ничего более ценного разузнать не удалось. Ну что ж, помыться с дороги перед ужином — это логично… Стоп. В душу закрались очень нехорошие подозрения. Оставалась последняя надежда. — Скажи-ка, Бьянка, а как ты думаешь, в какую баню они пойдут? — поинтересовалась я. — Наверное, для слуг, да? Девушка задумалась. — Нет, вряд ли, — покачала головой она. — Они приближённые гостьи, состоят у неё на хорошем счету. Ухоженные такие. Нет, думаю, им полагается в господскую баню. Я соскочила с кровати, на которой до сих пор сидела, и вылетела из покоев, скрипя зубами. Ну конечно, в господскую! С каких это пор я стала так пренебрежительно относиться к рабам? Баня для слуг, как же! Сама-то в какую хожу? И вовсе их не мытьё с дороги интересует! Они каким-то образом прознали, что Данте сейчас именно там, и намерены воспользоваться ситуацией. Тут ведь даже соблазнять никого не надо, хотя в бане это, пожалуй, не слишком сложное занятие. Если голого мужчину застанут в таком месте с голыми женщинами, вопрос решится сразу. Было между ними что-нибудь, или они просто о катарсисе беседовали, никого уже не заинтересует. Я побежала ещё быстрее. На входе, конечно же, стоял лакей, но разве это остановит пятёрку решительно настроенных девиц? Меня, например, не остановило. Я просто рявкнула "Никого сюда не пускать" и проскочила внутрь прежде, чем он успел опомниться. — Но там же дон Эльванди! — воскликнул мне в спину лакей. — Знаю! — крикнула, не прерывая бега, я. — Потому и иду! Могу только гадать, что именно подумал на сей счёт лакей, но останавливать меня, что характерно, не стал. Как видно, решил, что если женщина с такой скоростью бежит навстречу обнажённому мужчине, ей лучше не мешать (не то и самому мало не покажется). Первую комнатку, предназначенную для переодеваний, я миновала очень быстро. Вбежав в основное помещение бани, закрыла за собой дверь. Жаль, засовы не предусмотрены. Здесь было очень-очень жарко, в одежде особенно. Платье сразу же стало неприятно липнуть к телу, лоб покрылся испариной. Поднимавшийся в воздух пар несколько ухудшал видимость, но Данте я обнаружила достаточно быстро. Он стоял на самом краю одного из бассейнов. Разумеется, абсолютно голый. Мокрый волосы липли ко лбу и шее. Смуглая кожа блестела и была покрыта крохотными капельками. Поджарый живот, родинка на плече, короткий шрам на левом боку. Мускулы присутствуют, но без фанатизма, не настолько ярко выраженные, чтобы на них становилось неприятно смотреть. Увидев меня, Данте, со своей стороны, играть в гляделки не стал. Расширил глаза от удивления, оступился и рухнул в бассейн, на краю которого стоял. Раздался оглушительный всплеск, брызги полетели мне в лицо и на одежду. Интересно, какая там вода — холодная или горячая? Вечно я путаю эти два бассейна. Размышляла я об этом довольно-таки хладнокровно. Шансов утонуть у Данте не было, а устремившаяся за мной попятам проблема была куда как серьёзнее. — Как водичка? — осведомилась я, подходя поближе и на всякий случай даже протягивая ему руку. Но Данте моего благородного жеста почему-то не оценил. — Какого чёрта ты здесь делаешь?! — заорал он, едва отплевавшись от попавшей в рот воды и протерев глаза. Ого, таким я его ещё ни разу не видела. На моей памяти он никогда так откровенно не выходил из себя. — Вырабатываю в тебе выдержку, — жёстко ответила я. — Хочу проверить, как ты отреагируешь, когда на моём месте окажутся одновременно пять голых девиц. — Что ты несёшь? — начал было Данте, но, кажется, пока он говорил, смысл моих слов дошёл до него в полной мере. — Чёрт! — снова заорал он. Однако же из бассейна вылезти не торопился. — Данте, я знаю, как выглядит мужчина, — просветила я его, стремясь успокоить хотя бы в этом вопросе. — Сандра, лучше помолчи! — рявкнул он. — Не то я сообщу тебе, что даже если бы и не был в курсе, как выглядит женщина, то теперь ты неплохо меня проинформировала. Вздрогнув, я опустила глаза на свою одежду. М-да, забрызганное водой платье, прилипшее к телу, довольно неплохо демонстрирует окружающим все изгибы и выпуклости, характерные для женской фигуры. Взгляд Данте, к которому начало возвращаться самообладание, недвусмысленно подтвердил, что я поняла его слова совершенно правильно. — Так, будем ждать гостий или всё-таки попробуем что-нибудь предпринять? — осведомилась я, даже не пытаясь прикрыться ладонями — всё равно бесполезно. — Они точно идут сюда? — Ещё как идут. Думаю, даже летят, на крыльях э… не то чтобы любви, но чего-то подобного, — съехидничала я. — Думаю, им надо было отыскать нужные вещи в своих сундуках, только поэтому я успела быстрее. Данте тихо выругался. — И что делать? — Здесь никакого запасного выхода нет? — спросила я, оглядываясь. — Сандра, это баня! — простонал Данте. — Баня, а не тюрьма! Отсюда никто не роет подземный ход! — Очень плохо! — констатировала я. — Значит, так. — Мысли медленно, но всё-таки формировались в голове. — Идёшь в соседнее помещение и тихо сидишь там, пока они не уйдут. Как же здесь жарко! Кажется, сегодня банщик всё-таки переборщил с температурой. Или это оттого, что Данте выбрался из бассейна и снова предстал передо мной в первозданном виде? Я старательно подняла взгляд повыше. — Постараюсь их спровадить. После этих слов я повернулась к нему спиной и стала поспешно стягивать с себя платье. О том, наблюдает ли Данте за этой картиной, старалась не думать. Точнее, старалась убедить себя, что мне всё равно. В любом случае, платье, пришедшее в нынешнее плачевное состояние, и так мало что скрывало. Раздевшись, я поспешила завернуться в полотенца. — Ты ещё здесь? — спросила я, не оборачиваясь. Ответом была захлопнувшаяся дверь. Нуда, конечно. Вот теперь он не здесь. Когда всё самое интересное закончилось. С моей точки зрения, впрочем, всё самое интересное только начиналось. Я успела выскочить в предбанник как раз вовремя, чтобы перехватить ввалившихся туда красоток. Как я и предполагала, присутствие снаружи лакея их вовсе не остановило. — Девушки! — воскликнула я прежним бодрым голосом. — Вы тоже решили прийти помыться? Надо же, какое совпадение! Рабыни, ещё не успевшие раздеться, сверлили меня подозрительными взглядами, то и дело переводя глаза друг на друга. — А я как раз начала купаться, вот, думаю, придётся сидеть в одиночестве, — вдохновенно врала я. Наградой мне было удивление и следующее за ним разочарование на их лицах. Да, не случайно они сюда собрались, это точно. Выведали каким-то образом, что сюда направляется Данте. Ну ничего, пускай теперь решат, что получили неверную информацию. — Как чудесно, что вы ко мне присоединились! Теперь мы прекрасно проведём время. До ужина ведь ещё пару часов. Будем обсуждать книги. Вы ведь уже начали их читать, верно? Успеем поговорить и о катарсисе, и о смерти, и о покаянии… На короткий миг мне показалось, что катарсис случится с одной из них прямо в бане. Но обошлось. Девушки попереглядывались, потом пошептались. Всё это время я с гостеприимной улыбкой удава призывно указывала на дверь в баню. Посовещавшись, девушки объявили, что, кажется, передумали мыться и сходят сюда в другой раз. А пока пойдут почитают. На этом данный виток истории был закончен. Но победить в бою ещё не значит выиграть войну. Ибо через два часа состоялся ужин. Сначала мы вчетвером с гостьей, Данте и Ренцо чинно сидели за столом, в то время как рабыни ужинали чуть в стороне. Но, высидев положенные по этикету четверть часа и расправившись за это время со своей порцией, я потихоньку перекочевала к расположившимся на циновках девушкам. — Ну что, приступим к обсуждению? — радостно осведомилась я, усаживаясь возле них. — С какой книги начнём? Девушки молчали. — Стесняетесь? — "понимающе" улыбнулась я. Чем-чем, а стеснительностью рабыни точно страдали в последнюю очередь. — Тогда давайте я начну. Думаю, в первую очередь нам с вами следует определить разницу между темой и мотивом в литературном произведении. Это поможет дальнейшей дискуссии, сделает её понятнее и одновременно глубже. Итак, тема — понятие значительно более абстрактное, чем мотив, и весьма многогранное… Я говорила и говорила. Слова находились легко, содержание иногда соответствовало действительности, а иногда — отнюдь. Я, как-никак, была по образованию отнюдь не литературоведом. Но умных слов нахваталась и из этой области, а поймать меня на неправильном определении такого термина, как "семантическое поле", вряд ли кто-нибудь из присутствующих бы сумел. После того, как собственно ужин подошёл к концу, разделение между нашими двумя компаниями стало немного менее чётким. Господа пересели кто на диван, кто в кресло, в гостиную пришёл музыкант, который ненавязчиво заиграл мелодию, призванную служить приятным фоном во время общения. Разносивший напитки и сладости лакей подходил как к компании Данте, так и к нам. Затем, следуя указанию Данте, он вышел, оставив поднос на низком столике. Когда Ренцо полностью завладел вниманием Айгуль, рассказывая свои коронные забавные истории (запас которых был просто неисчерпаем), Данте отошёл в сторонку и подозвал меня к себе. — Любопытная дискуссия на тему катарсиса, — с лёгкой иронией заметил он. — Только я не всё понял. — А в этой теме никто не понимает всего, — откликнулась я. — Тем она и хороша. На неё можно рассуждать до бесконечности. — И именно это, я так чувствую, ты и вознамерилась сегодня сделать? — усмехнулся он, скосив глаза на прислужниц гостьи. — Приблизительно. Я решила не вдаваться в очевидные нюансы вроде того, что бесконечность сегодняшним днём не исчерпывается. — Я в тебе не ошибся, — отметил Данте. — А ты ещё спрашивала, почему я обратился за помощью именно к тебе. Ну, кто ещё, скажи на милость, мог бы придумать — а, главное, исполнить! — нечто подобное? — Автор той книги о катарсисе, которую я выдала для чтения одной из этих милых девушек, — не задумываясь, ответила я. — Кстати, откуда ты раскопала эту книгу? — оживился Данте. — Неужели в моей библиотеке? — Ну, конечно же, в ней, — откликнулась я. — Где же ещё? Тем временем одна из рабынь поднесла бокал с вином своей госпоже. Та сделала небольшой глоток. — А вы, дон Данте? Выпьете со мной? — спросила, призывно улыбаясь, она. — Ну конечно же, — проявил галантность Данте. — Я принесу, — вызвалась рабыня и вернулась обратно к подносу. Я нахмурилась. Вроде бы ничего подозрительного: девушка просто взяла один из бокалов, которые наполнил вином перед своим уходом лакей. И понесла прямиком Данте. Вот только мой взгляд задержался на указательном пальце державшей бокал руки. Точнее сказать, на надетом на палец кольце. Это было кольцо с крупным зелёным камнем, который в действительности являлся обманкой. Внутри он был пустым, и созданный таким образом тайничок нередко служил вместилищем яда, наркотиков и прочих неодобрявшихся обществом порошков. Подобные кольца были редкостью, но я хорошо о них знала благодаря своей профессии, ведь подобным образом изготовлялись некоторые магические амулеты. Поэтому я не только описывала данную систему в своей диссертации, но и имела дело с подобными кольцами в музеях. Возможно, я и не догадалась бы, что на палец рабыни надет именно такой перстень, если бы она не проявила небрежность, недостаточно плотно закрыв тайник. В итоге крышка, изображающая верхнюю часть камня, оказалась немного приоткрытой. Значит, она уже успела высыпать содержимое в бокал, воспользовавшись тем, что оказалась вне поля моего зрения, когда я разговаривала с Данте. Вот и общайся после этого с людьми о катарсисе! Что было делать? Прилюдно обвинить рабыню — значит, нанести оскорбление не только ей, но, главным образом, её госпоже. А это чревато весьма нехорошими последствиями, в первую очередь, опять же, не для меня, а для Данте. Вот чёрт бы побрал всю эту их южную систему этикета, когда люди не отвечают за свои слова и поступки сами! В общем, я поступила крайне просто и совершенно неприемлемо для взрослого человека с высшим образованием. То есть подставила рабыне подножку. Она споткнулась, удержать равновесие сумела, но бокал выронила. Разбиться он не разбился, но всё содержимое, разумеется, пролилось на пол. А поскольку вино было сладкое, Джекки, лохматый рыжий пёс, поспешно подбежал и вылакал всё без остатка. "Ну что ж, удобная штука — собака, — подумалось мне. — Пол мыть не надо". — Ох, простите, я такая неловкая! — воскликнула я, торопясь помочь девушке. — Право, я очень сожалею, это целиком и полностью моя вина! — Вашей рабыне следовало бы быть поаккуратнее. — В голосе Айгуль сквозило столько желчи и недовольства, что я убедилась окончательно: она отлично знала, что было в предназначенном для Данте бокале. Я покаянно вжала голову в плечи, ожидая от Данте показного выговора, но он лишь пожал плечами: — Равно как и вашей. Не скрою, мне было приятно. Да, я сделала это ради него, и он отлично понимал, по какой именно причине. И тем не менее, Данте мог бы напоказ вылить на меня ушат недовольства. Вместо этого он фактически за меня заступился. По-прежнему держа глаза долу, я отошла от господ подальше и уселась на циновки, якобы демонстрируя таким образом чувство вины и покорность. Дескать, моё место именно здесь. Рабыня поступила также, кидая на меня злые взгляды, но вслух не ругаясь. Подсыпать что-нибудь в другой бокал она не имела возможности: во-первых, я бдительно за ней следила (с весьма покаянным видом), а во-вторых, её тайник был пуст, и вряд ли она носила при себе ещё один запас. А вот другие рабыни могли, хотя соответствующего кольца я ни у одной из них не заметила. Но есть и другие способы — к примеру, спрятанные в корсете флакончики. Так что я старалась быть начеку. — Хочешь, я расскажу тебе о семантическом поле? — примирительно предложила я уронившей бокал девушке. Та шарахнулась от меня, как чёрт от ладана. Рабыни приуныли, господа тоже притихли. Даже Ренцо молчал, подбирая очередную весёлую историю. А вот Джекки неожиданно оживился. Засуетился, забегал по комнате. Затем подбежал к Айгуль, встал на задние лапы, обхватив передними её правую ногу, после чего принялся делать весьма неприличные движения. Вскрикнув, Айгуль дрыгнула ногой, пытаясь избавиться от наглого животного. Но не тут-то было. Пёс оказался не только наглым, но и настойчивым, и выпускать объект своего внимания не собирался. Айгуль отскочила на шаг назад. Джекки передвинулся вместе с ней, не прерывая своего занятия. — Что делает эта собака?! — возмущённо воскликнула девушка. Данте и Ренцо как-то подозрительно и синхронно отвернулись. Я, в общем-то, хотела сказать: "Ваша правая нога только что потеряла девственность", но это было бы нарушением всех возможных норм этикета. — И в самом деле, странно: что такое случилось с псом? — Мой удивлённый взгляд был предсказуемо направлен на обладательницу кольца с тайником. Та отвела глаза. — Уведите отсюда этого пса! — распорядился Данте. — Просто из комнаты или в определённое место? — уточнил специально вызванный по такому случаю слуга. Он уже ухватил Джекки за ошейник и, несмотря на все старания последнего, удерживал пса на расстоянии от Айгуль. — Так, чтобы он не мешал нашей гостье, — откликнулся Данте. — Пожалуй, будет лучше всего временно отвести его на псарню. Слуга склонил голову и удалился. При этом пёс сопротивлялся, пытаясь удержаться всеми четырьмя лапами. В результате его перемещение за дверь сопровождалось громким скрипом царапающих пол когтей. Ну что ж, должно быть, в скором времени количество щенков в армоне существенно повысится. И я ни капли не удивлюсь, если многие из них окажутся рыжими. — Скажи, откуда берутся такие волосы, как у тебя? — восхищённо спросила одна из рабынь, передвигаясь ко мне поближе. Её вопрос показался мне забавным, учитывая, что сама девушка была рыженькая, а в моей стране рыжие волосы встречались значительно реже, чем светлые. — Оттуда же, откуда любые другие, — улыбнулась я, не переставая однако же поглядывать за остальными рабынями. — С рождения. — И это не специальная краска? — продолжала допытываться она. Я покачала головой. — Там, откуда я родом, такие волосы не редкость. Блондинок у нас примерно столько же, сколько брюнеток. — То есть у половины женщин такие волосы, как у тебя? — изумилась рабыня. — И у половины мужчин тоже, — дополнила я. — Ну, не совсем такие же. У кого-то совсем светлые, у кого-то потемнее. Оттенков много. Но вообще блондинов — примерно половина. Всё это время я не переставала краем глаза наблюдать за действиями рабынь. Все они сидели на своих местах и козней покамест как будто не строили. Так что я продолжала беседовать с девушкой о цвете волос до тех пор, пока не услышала шипение Данте. Резко обернулась на этот не столько громкий, сколько резкий и неожиданный звук. — Ах, прошу прощения, я такая неловкая! — покаянно воскликнула Айгуль, торопливо пряча какой-то предмет. — Ничего страшного, — поспешил по-джентльменски заверить ей Данте, на секунду прикладывая палец ко рту. Похоже, он чем-то укололся. Вроде бы ничего подозрительного, но произнесённые Айгуль извинения уж больно походили на мои собственные. А рыженькая рабыня, расспрашивавшая меня про блондинок, имела уж слишком довольный вид. Извинившись, я подошла к Ренцо и торопливо отвела его в сторону. — Что произошло? — встревоженно спросила я. — Айгуль передала Данте книгу и случайно уколола его своей заколкой, — пояснил кастелян. — Случайно? — подозрительно переспросила я. — Так это выглядело. Ты сомневаешься? — Ренцо, зачем ей заколка, учитывая, что её волосы заплетены в тугие косы? А даже если она нужна, почему была не на голове, а в руке? И именно в тот момент, когда рука, казалось бы, занята другим предметом? И наконец, почему заколка настолько острая? Я ведь правильно понимаю: Данте укололся до крови? — Да, — подтвердил Ренцо. — Хм. Полагаешь, теперь он уснёт и проспит сто лет, пока его не разбудит поцелуем прекрасная принцесса? — Боюсь, до поцелуя придётся ждать гораздо меньше, и принцесса будет не одна, а целых пять, — мрачно описала я эту радужную картину. — Так что предлагаю срочно вывести его отсюда под благовидным предлогом. Во избежание сюрпризов. — А если всё это — действительно простая случайность? — Возможно. Но лучше перестраховаться. — Согласен. Я шёпотом изложила ему свой нехитрый план, после чего вышла из комнаты. Быстро переговорила с дежурившим снаружи стражником и вернулась к гостям. Несколько минут спустя стражник, тяжело дышащий и взъерошенный, ворвался в гостиную. — Дон Эльванди, пожар в южном крыле! — воскликнул он. — Перевернулся канделябр, огонь быстро распространился по коридору. Мы начали эвакуировать людей. Данте подскочил с кресла. — Простите, Айгуль-ханум, я вынужден на время вас покинуть. — А что же делать нам? Девушки в панике заметались по комнате. — Прошу вас оставаться здесь, — вежливо, но настойчиво произнёс стражник. — На данный момент эта часть армона — самая безопасная. Поверьте, здесь вам ничего не угрожает. В случае, если огонь распространится настолько далеко, мы заблаговременно выведем вас наружу. А пока, в целях вашей безопасности, — с нажимом уточнил он, — никуда не выходите из этой комнаты. Девушки послушались. Мы же с Ренцо последовали за Данте. — Что там могло произойти? — хмурясь, бросил он, быстро двигаясь в направлении южного крыла. — Данте, постой! — окликнула я его. И, нагнав, уже тихо добавила: — Никакого пожара нет. — То есть? — То есть мы придумали это, чтобы увести тебя подальше от охотниц за приданым, — пояснил Ренцо. — Вернее сказать, Сандра придумала. — Хм, неплохая идея, — признал, расслабляясь, Данте. — Признаться, они порядком мне поднадоели. Но вернуться всё равно придётся: не могу же я исчезнуть совсем и даже не попрощаться с гостьей перед сном. — Не придётся, — возразил Ренцо. — Возвращаться не стоит. Я приложила палец к губам, и кастелян понял смысл этого знака. Не следовало рассказывать Данте о наших предположениях касательно укола. К чему запугивать его прежде времени? Не слишком приятно сознавать, что в твою кровь вели неизвестный препарат, который скоро начнёт действовать. А что если это всего лишь мои домыслы? — Я вернусь сам и объясню, что ты вынужден заниматься тушением пожара, — вызвался Ренцо. — Самолично таскаешь вёдра, спасаешь из огня детей и котят и кого ещё оттуда обычно спасают? — Прекрасных девушек, — подсказала я. — Прекрасных девушек не надо, — возразил Ренцо. — Не то у этих шести возникнет нездоровое желание броситься в огонь, дабы оказаться в числе спасённых. Придётся и вправду поджигать армон. — Давай обойдёмся без таких драматичных историй, — посоветовал Данте. — Хорошо. — Ренцо был сама покладистость. — Я скажу, что ты не тушишь пожар сам, но вдохновенно руководишь процессом. И побуду с ними ещё немного, пока они не вознамерятся отправляться спать. — Отличная идея, Ренцо! — похвалила я. — Расскажи им ещё несколько своих историй. — Я бы с удовольствием, — задумчиво проговорил кастелян. — Беда заключается в том, что с некоего момента всё, что мне приходит в голову, — это истории о собаках. И я опасаюсь, что меня неправильно поймут. — Ты хотел сказать "правильно", — ухмыльнулась я. — Ну, скажем так, "нехорошо поймут", — вывернулся Ренцо. Данте зевнул, с трудом успев прикрыть рот рукой. — Хорошо, что мы ушли, — отметил он, замедляя шаг. — Похоже, они немало меня утомили. В сон клонит. Мы с Ренцо взволнованно переглянулись. Похоже, это всё-таки не был безобидный укол. Вот только что за гадость попала Данте в кровь? Простое снотворное? — Поговори со стражей, пусть постараются под предлогом пожара проследить, чтобы девицы не покидали своих спален, — шепнула кастеляну я. — Сделаю, — кивнул он. — А то если нынешнее зелье похоже на то, которое вылакал пёс, Айгуль-ханум рискует остаться без ног. Несмотря на шутку, я видела, что Ренцо относится к ситуации весьма серьёзно. Сказать по правде, в моём государстве девицу запросто можно было бы привлечь к суду. Даже при том, что её отец — высокопоставленный вельможа. Данте, как ни крути, тоже не мальчик из приюта. Вызвали бы алхимиков, опросили свидетелей… Но Астароли фактически больше нет. А здесь приходится играть по местным правилам. То есть хитрить, изворачиваться и интриговать. Всё-таки я терпеть не могу юг. По мере приближения к покоям Данте всё чаще спотыкался, хоть, кажется, и не нервничал из-за этого факта, даже усмехался собственной неловкости. Мы с Ренцо помогли ему войти и усадили на диван. Затем кастелян собрался уходить. — Пойду посмотрю, как там наши охотницы за приданым, — сказал он. — Сандра, ты со мной? — Нет. Пожалуй, я лучше останусь. Они, конечно, не рассчитывали на нынешний поворот, но кто их знает? Вдруг попытаются пробраться и сюда? Лучше покараулить. — За дверью будет дежурить охрана, — напомнил Ренцо. — Ага, как и в бане, — съехидничала я, хотя была не уверена, в курсе ли Ренцо той истории. — Нет, лучше я всё-таки проконтролирую ситуацию сама. Но ты скажи охраннику, чтобы был настороже. — Сандра… — Ренцо в нерешительности прикусил губу. — Если ты здесь останешься, там, снаружи, это могут неправильно понять. — Могут, — согласилась я. — Как и в первую ночь, которую я провела в армоне. — Ренцо, поверь, — моя рука дружески легла ему на плечо, — после вот этого, — короткий взгляд на знак дракона, — все остальные пятна на репутации — это такая ерунда! — Ты неправа, — заявил кастелян, глядя мне прямо в глаза. — Ты ошибаешься, Сандра, и я хотел бы тебе это доказать. В любом случае извини. Я просто хотел предупредить. — Спасибо, я всё понимаю, — ничуть не обиженно кивнула я. Ренцо ушёл. Я закрыла за ним дверь и даже на всякий случай заперла на замок, пока он переговаривался с оставленным снаружи стражником. Что ж, будем надеяться, что ночь пройдёт спокойно. Данте ляжет спать, я пристроюсь где-нибудь в гостиной, а наутро девицы благополучно уедут. Они ведь здесь по легенде только проездом. Да и оставаться в доме холостого мужчины на продолжительный срок, вот так, путешествуя без сопровождения близких родственников мужского пола, — для арканзийской девушки это лёгкий способ погубить свою репутацию. Причём поскольку приехала она по собственной инициативе, Данте такой расклад ни к чему не обяжет. — Сандра! — позвал меня Данте, отрывая от размышлений. — Садись. Я подошла и опустилась рядом с ним на диван. — Ты хотел о чём-то поговорить? — спросила я, вглядываясь в его лицо. Глаза как-то странно блестели. — Поговорить? — переспросил он. Говорил нечётко, язык, кажется, ворочался с трудом. Все признаки указывали на действие какого-то препарата. — Сандра, ты такая красивая! — Его рука без малейших колебаний погладила меня по голове. — И у тебя такие необыкновенные волосы! Загорелые пальцы поигрались с прядью, потом коснулись моей щеки. Меня словно обожгло от этого прикосновения. А губы Данте уже были совсем-совсем близко, и его дыхание обжигало кожу ещё сильнее. — Данте… Я попыталась отсесть подальше, но его руки обхватили мою спину и не позволили отстраниться. — Перестань, наконец-то, убегать. — Данте, отпусти, — через силу проговорила я, чувствуя, как его рука спускается по шее к ключице, и невольно отзываясь на это движение. — Это просто наркотик, тебя чем-то опоили. — Наркотик? — переспросил Данте, впрочем, без особого интереса: теперь его рука исследовала сквозь ткань платья мою грудь. — Впрочем, тем лучше. В его словах не было никакой логики, но это и неудивительно. Он коснулся губами моих губ, и я не выдержала, ответила на поцелуй. Голова закружилась, перед глазами вспыхнули сотни ярких звёздочек. Тело отзывалось на его прикосновения такими сумасшедшими ощущениями, что я полностью теряла контроль над собой. Что ж такое?! Я-то никакого наркотика не принимала! — Отпусти, — повторила я, отстраняясь от его губ немыслимым усилием воли. — Зачем? — Он как будто удивился моим словам. — Не собираюсь тебя отпускать. Неужели ты до сих пор не поняла? Поддавшись его пальцам, платье сползло, обнажая плечо. Данте тут же впился в него губами. Затем его рука принялась пробираться дальше под ткань. Что же мне делать?! В голове метались мысли о возможных действиях. Позвать на помощь стражника? Дверь заперта, но я сумею до неё добраться. Впрочем, тогда и стражник не нужен, можно просто выскочить вон. Или запереться в спальне? Наверняка Данте быстро забудет обо мне и просто уснёт. Или просто вылить ему в лицо стакан воды? Или… Последнее "или" пугало сильнее всего. Потому что я точно знала, чего хочу на самом деле. Я хотела остаться и дойти до конца. В конце-то концов, почему бы нет? Он хочет меня, а я хочу его. Мы оба давно не маленькие дети. Что тут такого? Что тут такого? Не лги сама себе. Данте находится под воздействием какого-то зелья. Ему нужна не ты. На твоём месте его бы устроила абсолютно любая. Но это мысль, хлещущая по лицу почище пощёчины, — ещё полбеды. Намного хуже другое. Отдаться ему сейчас — значит воспользоваться его состоянием. Украсть то, что мне не принадлежит. Сделать то, чего он на самом деле совершенно не хочет. И чем я в таком случае лучше тех девиц, что подсунули ему это зелье? Выходит, что они сделали всю грязную работу, а я снимаю сливки? Нет, нельзя поддаваться напору Данте и собственным чувствам. Ни в коем случае нельзя. Но, с другой стороны… Ведь он же хочет меня на самом деле. Это очевидно. А раз так, разве в моём поступке будет что-то дурное? Сейчас нет тех сложностей и тяжёлых последствий, которые неизбежно возникли бы при других обстоятельствах. Назавтра Данте наверняка ничего не вспомнит. Этот случай никак не испортит наших отношений. Я не стану питать ложных, изнуряющих душу надежд. И, во всяком случае, сейчас он точно не смотрит на меня как на рабыню. Исключительно как на предмет страсти. — Данте, ты же буквально сегодня пытался выставить меня вон из бани, — со стоном напомнила я, когда его губы в очередной раз блуждали по моей шее. — Разве? — прошептал он, предпринимая попытку стянуть с меня платье. Я сопротивлялась. — Это потому что я чёртов идиот. А ты — красивая, обжигающая холодом льдина. Льдина? Я даже невольно обиделась на такие слова. Да это он — настоящая глыба льда, таким было самое первое сравнение, какое пришло мне в голову, когда я впервые его увидела. Это он начисто игнорировал меня как женщину все эти недели. И сейчас в нём тоже говорил всего лишь дурман. И именно поэтому я обязана его оттолкнуть. Было бы унизительно и бесчестно поступить по-другому… И я перестала удерживать платье. Будь, что будет. Возможно, я тысячу раз пожалею об этом. Но не сейчас. Данте шумно выдохнул, когда моё платье осталось лежать на полу. Его руки и губы заскользили по моему телу, не спрашивая мою точку зрения на этот счёт. Тело отзывалось почти что болью, захлёбываясь от нахлынувших на него ощущений. Я стянула с Данте камзол. Попыталась расстегнуть пуговицы его рубашки, но из-за его собственных действий сосредоточиться на этом было просто нереально. Пуговицы буквально выскальзывали из пальцев. Наконец, расстегнув всего две или три — на что, казалось, ушла целая вечность, — я вдруг сообразила, что можно обойтись и без этого процесса, после чего рывком стянула рубашку через голову. Данте — так и быть — на миг оторвался от моего тела, чтобы избавиться от рукавов, но его пальцы не удерживались на расстоянии от моей кожи ни секундой дольше. — Подожди… — всё-таки прошептала я. Но Данте и не думал ждать, а я и сама уже не понимала, зачем это говорю. Задыхаясь, принялась исследовать губами его собственную смуглую кожу. Перед глазами снова проскользнул короткий шрам. А потом Данте преодолел последний разделяющий нас барьер, и мир просто растворился. Я зажмурилась, откидываясь назад и впуская его в себя. Вцепилась руками в его плечи, как в единственное, за что вообще стоило держаться в этом мире. Движения Данте были порывистыми и жадными, а потом он склонил ко мне голову и впился в губы так страстно, что я забыла о необходимости дышать. Следуя неожиданному для самой себе порыву, оттолкнула его, развернула и, перекинув ногу, устроилась сверху. Он не возражал, только неслышно прошептал что-то одними губами. Разобрать слов я не могла, но это явно было нечто одобрительное. Он и вправду поспешил воспользоваться ситуацией, открывавшей ему много новых возможностей для ласк. Потом я упала на диван рядом с Данте, даже не знаю, как уместившись на столь узком пространстве. Долго-долго лежала, не в силах унять безумно колотящееся сердце и частое дыхание. Данте сразу уснул, я же спать и не думала. Сначала просто лежала, наслаждаясь собственными ощущениями и для полноты эмоций прижимаясь к его пылающей коже. Открыла глаза и довольно долго бездумно смотрела в потолок. Потом повернула голову и, прижимаясь щекой к диванной подушке, с нежностью посмотрела на спящего Данте. Он лежал на боку, положив руку под голову, ресницы едва заметно подрагивали, а губы были слегка приоткрыты. Я собиралась тихонько, чтобы не разбудить, поцеловать его, и тут сердце словно сжал ледяной кулак. Он выглядел сейчас таким расслабленным, беззащитным и уязвимым. Он не отдавал себе отчёта в том, что происходит. А я этим воспользовалась. Я с тихим стоном прикрыла глаза. Что же я натворила? Как бы сама отреагировала, если бы кто-то меня опоил, а Данте аналогичным образом воспользовался ситуацией? Кажется, теперь я никогда себе этого не прощу. И как я завтра утром посмотрю ему в глаза? Я осторожно встала, подхватила платье и отошла ко второму дивану. Быстро и тщательно оделась, так, словно могла тем самым перечеркнуть всё, что произошло. Хотелось поскорее уйти и запереться в своих покоях, но… Личные переживания личными переживаниями, однако причина моего пребывания здесь никуда не делась. Айгуль и её рабыни по-прежнему находятся в армоне, и кто знает, вдруг они найдут способ пробраться сюда в эту ночь. Наверное, сейчас моё бдение меньше всего похоже на бескорыстную помощь, и от этого на душе становится совсем паршиво. Тем не менее, я сделаю то, что должна. То, что обещала. Я села на диван и закрыла глаза. Обхватила плечи руками, будто от холода. Глупо было рассчитывать, что в моей жизни что-то наладится. В сущности, я осталась похороненной там, в Астароли. А здесь я — только обуза, и для других, и для себя. Данте, Данте, зря ты остановил того боцмана… Из-под опущенной ресницы вытекла слеза. А вскоре я погрузилась в дрёму. Мы с Данте проснулись более-менее одновременно. Воспоминания о вчерашнем вечере нахлынули резко. Меня будто обухом ударили по голове. Сердце снова зачастило. — Сандра? Я подскочила, услышав голос Данте. Что-то он сейчас скажет? — Что произошло вчера вечером? Данте приподнялся на локте и отчаянно хмурил лоб. — А ты не помнишь? — с замиранием сердца спросила я. — Очень смутно, — признался он. — Помню, как мы ужинали, и как эта девица опрокинула бокал. Потом Ренцо рассказывал свои истории. А дальше всё как в тумане. — Помнишь, как укололся заколкой Айгуль? — Да. — Это была не случайность. Она подстроила это, чтобы ввести тебе в кровь какое-то дурманящее средство. — Вот, значит, как. — Данте приложил руки к вискам; видимо, у него болела голова. — Это многое объясняет. — Мы с Ренцо предположили, что это могло быть сделано умышленно, — продолжала я, — поэтому вывели тебя из гостиной под предлогом пожара. — Да-да, припоминаю что-то подобное, — подтвердил Данте. — Ну вот, — кивнула я, — а потом мы отвели тебя сюда. — Вот этого я уже совсем не помню, — признался он. — А что потом? Сердце забилось с удвоенной скоростью, руки вспотели. — Ничего, — смалодушничала я. — Ты лёг на диван и почти сразу уснул. А я на всякий случай осталась здесь на дежурстве. — И…всё? — спросил он, как-то странно хмурясь. — Всё, — подтвердила я. Врать, так врать. — А что? — Нет, не обращай внимания, — замотал головой он. — Видимо, мне просто приснился сон. Я поспешила отвести глаза.

Просмотров: 18