— Уймись, — велел сам себе. — И проспись. А потом… что-нибудь да будет.
В голосе Кейрена проскальзывает непонятное раздражение. В конце концов, какое ему дело?
В доме мадам Лекшиц Сверру были рады всегда. И встречать его выходила сама хозяйка, женщина весьма внушительных габаритов. Она предпочитала яркие наряды, а высокую прическу — Кэри подозревала, впрочем, что мадам Лекшиц носила парик — украшала страусовыми перьями. Обнаженные плечи ее покрывал толстый слой золотистой пудры, а пухлые, в младенческих перетяжках руки, были украшены связками браслетов.
Перед закрытыми глазами вновь и вновь вставало знакомое лицо.
Мамаша кричит, что она взяла за дурное руки по пять раз на дню мыть, только мыло переводит, и вообще, нечего старуху слушать, она-то небось давно в маразме.
Но как бы там ни было, а плавать Таннис умела.