Не следовало упоминать о них, поскольку Брокк мрачнеет и в раздражении стягивает обе, швыряет на кресло.
Она отворачивалась. Ей хотелось исчезнуть вовсе, спрятаться, и маска не спасала от стыда. Благо, ответа от нее не ждали: Сверр запрещал ей разговаривать.
Войтех не стал воровать, но подвел Таннис к булочной и дверь толкнул, как честный покупатель. Бросил лавочнику монетки, которые тот поймал, накрыл пышной сдобной ладонью.
Не слишком вежливо, но Ригер не из тех, кто понимает намеки.
— Верю, — словно нехотя ответила она. — Ты… ты же не бросишь меня?
— Здравствуй, сестричка, — в темном школьном кителе Сверр будет выглядеть чужим, незнакомым и странно-повзрослевшим. Но он обнимет, закружит и, поставив на землю, скажет: — Спасибо, что писала.