— Все будет хорошо, — повторил он одними губами, но показалось — услышала.
И зелень такая характерная, свидетельствующая о нечистой крови. Впрочем, если в роду барышни и были альвы, то поколения этак три тому.
— Здесь будет выступ, — шепотом сказала Таннис. — Забираешься на него…
— Олаф, — Риг склонился над кружкой, он не спешил пробовать, но вдыхал мясной аромат и кривился.
…Кейрен появлялся каждый день, более того, по его появлениям Таннис и считала дни. Он приходил, приносил с собой складной стульчик, который ставил вплотную к столу, а из сумки вынимал стопку бумаги и чернильницу. Массивная туша самописца — его Кейрен принес, да так и оставил в камере, распрямляла суставчатые лапы, точно отряхивалась и суетливо перебирала листы. Само это создание, не живое, но и не мертвое, внушало Таннис неясное отвращение. И после ухода Кейрена, когда самописец замирал, Таннис следила за ним. Все казалось — оживет, перевалится, упрется острыми металлическими коготками в камень и поползет к ней…
В свертке обнаружился платок, полупрозрачный, темный и бордовыми розами расписанный.