Комплименты его были тонки и ненавязчивы, участие выглядело неподдельным, интерес – искренним, а уважение к чужому мнению – абсолютным. Словом, он обаял нас совершенно, как много тысяч людей раньше. И уже казалось, что полжизни прожито впустую – ведь тогда мы не были знакомы со столь замечательным человеком!
– Я все равно не понимаю выгод! – Штойбле, упрямый боров, стоял на своем.
После пятидесятой открытки, подписанной своей рукой – Персен настоял на этом, объяснив, что уже вскоре эти открытки станут редкостью и будет некрасиво, если на них окажется факсимильная подпись сеньора Майнце, а не самолично выведенные каракули, – у меня свело пальцы, я отложил авторучку и принялся перебирать оставшиеся двести.
– Наверное, – сказал я, но представить этого не смог. Он так легко говорил об этом, словно ничего изменить было нельзя. – Но разве это не есть "навязывание своих взглядов"? И почему Союз должен отдавать российские территории непонятно за что? И черт те кому?
К счастью, Серый думал не долго. Я не успел прочесть свежий номер Forbes, а он уже перезвонил и коротко бросил:
Сэр Френсис внезапно швырнул полупустой стакан в стену, проследил за появлением мокрого пятна на шелковых обоях, резко крикнул: