— Постойте, подождите хоть пять минут. Что с Ольгой? Она жива?
— Неужели его можно назвать приятным? Когда тебя каждый раз грубо ставят — или кладут — в какую-нибудь неподобающую позу, затем так же грубо имеют и говорят при этом, чтобы не выпендривалась и не строила из себя невесть что… А сказать хоть слово против не смеешь, а то еще разозлится, прогонит со двора, и тогда останется только идти в содержанки, потому что поместье пришлось отдать за долги ненормальной мамы, а зарабатывать на жизнь я не умею… К счастью, со двора меня все-таки не прогнали, и на том спасибо. Тебе доводилось когда-нибудь испытывать подобное унижение?
— А я верю, — заявил Элмар и опять потянулся к кувшину.
— Я предупреждал, что слишком много случайных факторов, которые нельзя предусмотреть, — не унимался король. — Вот арбалетчики и…
— Вот именно, — поддакнул Элмар. — Жака я, например, тоже когда-то бил, и ничего с ним не случилось. Никаких провалов.
Проводив даму до кареты и попрощавшись с ней со всей возможной галантностью (даже поцеловав ручку, отчего придворных чуть кондратий не хватил), его величество направился в свой кабинет. За эти три часа он вполне выспался и был готов к трудовому дню, распорядок которого тут же принялся составлять, решив заменить завтрак парой трубок, чтобы не отвлекаться. До церемонии отправки оставалось часа четыре, и за это время нужно было срочно поговорить с Крассом, менее срочно — с Флавиусом и, если останется время, взгреть казначея. А еще… нет, уши Мафею лучше надрать вечером, когда времени будет достаточно…