— Господа, прошу внимания! — Нотариус, все это время внимательно всматривавшийся в окно, постучал пухлой ладонью по столу. — Господа, приступим, пожалуй!
— Умер, не приходя в себя. — Ната смотрела на нее пронзительным взглядом, может, ждала слов покаяния.
Она была жива. Без сознания, но жива. Из-под красного шерстяного платка выбивались озорные рыжие кудряшки, ресницы оказались такими же рыжими, как и волосы, а щеку, усыпанную не поблекшими за зиму веснушками, прочерчивала глубокая кровавая царапина. Красавицей этой смешной рыжей девочке больше не быть никогда. Но разве важна красота внешняя, когда есть свет души, такой же дерзкий и яркий, как ее рыжие волосы! А он и не чаял найти свою музу вот так, на развороченной снарядами улице, ослепительно-яркую, живую.
— Умный мальчик. — Бледные губы растянулись в хищной улыбке. — Умный, но такой недогадливый. Я была в этом теле, — Мельпомена обхватила себя за плечи, — когда сталкивала Нату с лестницы. Она не погибла тогда, но так даже интереснее, все это время Ната жила с мыслью, что любимая внучка пыталась ее убить. Наверное, я бы даже позволила ей умереть своей смертью, если бы она не начала это бессмысленное расследование, если бы не позвала тебя. Ты ничего не нашел, но она все равно не остановилась бы…
Марта представляла. Представляла, как никто другой, она ведь тоже так думала, она почти смирилась с этой мыслью.
— Что такое, друг? Ты что-то почувствовал?