— На память. — Розе тепло за пазухой, еще никогда раньше ей не было так тепло. Живой музе не дано понять, какое наслаждение творцу может подарить муза мертвая.
— …И вот тут поставьте подпись, Ната Павловна! — Нотариус придвинул к ней еще одну, уже бог весть какую по счету бумажку. — Все, дело сделано!
— Я прошу тебя. — Рука касается его руки. Его кожа холодная и шершавая — незнакомая. — Расскажи!
Кто угодно, только не Ниночка. Кто-нибудь не столь близкий и светлый…
— А ты? — Она не решалась поднять на него взгляд, боялась увидеть в его глазах просьбу, на которую вынуждена будет ответить отказом.
— А сейчас-то Марта совсем другая стала: денег у вас не просит, для мужских журналов голяком не снимается, машины по пьяной лавочке не разбивает, своим умом живет. Что ж вы с ней так-то? А, Ната Павловна? — Когда-то ярко-голубые, а теперь вылинявшие до невзрачно-серого глаза домработницы смотрели с укором. Нет, нельзя давать прислуге волю, даже такой преданной, как Зинаида.