— Зинаида, угомонись! — Она хлопнула ладонью по столу, и ручка снова скатилась на самый край. — Не нужно мне лекарство. Знаешь что, ты мне лучше чая липового сделай и принеси варенья.
Крысолов не возражал. Он смотрел очень внимательно и сосредоточенно, но не на нее, а на что-то видимое только ему одному. За ее спиной…
Арсений вздрогнул от неожиданности, скосил глаза в сторону. Покойный коллекционер Мережко, одетый в некогда щегольское, а сейчас старое, вышедшее из моды пальто, с умилением смотрел на кладбищенскую собаку Альму.
Еще почти тридцать лет пролетели как один день. Аким по-прежнему оставался молчаливой тенью бывшей супруги, ее единственной опорой. Выросли дети, седина убелила голову Натальи, он сам превратился в жалкого старика, и только мертвые музы оставались молодыми. А потом кажущееся благополучие пошло прахом. Сначала покончил с собой Максим, потом упала с лестницы и стала инвалидом Наталья, а Марта, единственная горячо любимая внучка, как-то в одночасье из неугомонной озорницы превратилась в девушку с льдинкой вместо сердца. Аким чувствовал эту колючую льдинку, чувствовал боль, которую она причиняла Марте, но ничем не мог помочь. Он дал Наталье обещание не вмешиваться…
Тесть выслушал Савву с многозначительной усмешкой, этому солдафону были неведомы терзания души, долг перед родиной он воспринимал слишком буквально. Савва злился на себя, ненавидел Штерна, нарочно не желавшего избавить его от унизительных объяснений и просьб, но продолжал говорить.
И статуя… Ната не рассказывала, что Савва Стрельников успел воплотить ее в мраморе. Да и не было здесь раньше этой статуи! Откуда взялась? Где провела все эти годы? Почему появилась именно сейчас, после смерти последней музы?