Сесилия не сразу осознала услышанное. Она не могла проследить связь между «Таппервером» и годовщиной.
Ей не хотелось видеть, как Сесилию Фицпатрик тошнит в канаве. Что это – похмелье с прошлого вечера? Пищевое отравление? Следует ли ей присесть рядом на корточки и придержать ее волосы, как помогают друг другу подружки в туалетах ночных клубов, перебрав текилы? У них с Фелисити такое бывало. Или уместнее будет бережно гладить Сесилию по спине круговыми движениями, как Лиама, когда его тошнит? Или хотя бы, раз уж она стоит тут и смотрит, издавать какие-нибудь успокаивающие, сочувственные звуки, чтобы показать, что ей не все равно? А не торчать столбом, морщиться и отводить взгляд? Но она едва знакома с этой женщиной.
Она собралась уходить, но на полушаге вспомнила, как охотно Фелисити смотрела футбол вместе с Уиллом. Тут они были заодно, имели общее увлечение. Тесс обычно сидела и читала книжку, пока они хором орали на телевизор. Она обернулась.
– Но я действительно это имею в виду, – устало возразил Уилл.
Но ее сердце колотилось с такой силой, что это казалось ужасным, пугающим и мучительным, она едва могла дышать. В середине ее груди разгоралось болезненное давящее ощущение, как будто кто-то пытался ее расплющить. Ей хотелось только одного: снова почувствовать себя нормально.
– Мне помнится, ты отказалась от вина на время поста, – удивилась Изабель.