– Я бы не хотел… – растерялся он, – и господин федеральный председатель вот-вот…
– По пятницам хуже, – невозмутимо ответил он. – Чертов лужок.
– А почему, кстати, – на ходу спросил я, – ваша партия последнее время отказывается от опыта, от знаний бывшего военного министра Фишера?
Я не совсем понимал, как относиться к кофейному фонтану и комментариям. У меня не вызывал симпатии ни один из радиоработников, все это не слишком отличалось от веймарских времен. Пока неизбежно приходилось мириться с этими радиохорьками. В принципе, я до сих пор еще ничего не сказал, по крайней мере, ничего из того, что должен был или собирался сказать. И тем не менее признание было налицо.
– Не надо усложнять, – осадила нас Беллини. – Вы же назвали сейчас не просто мелкого эсэсовца, а… этого… Шубли?
Хотя признаю, в те дни, когда у меня было относительно немного дел, присутствие Евы было вполне приятно. Ее обаятельная жизнерадостность. Но нет: тот, кто силен, всего сильней один. Это верно также в Рождество, и именно в Рождество.