– Точно, – поддакнул Мехмет. – Вы ж не он, а другой.
– Да, мне тоже приятно, – с насмешкой сказала она, – в некотором роде.
– Неужели вы не записали?! – нетерпеливо прикрикнул я.
– Вам бы следовало составить заявление в полицию, – вмешалась медсестра.
Потому что опять надо было остановиться и все обдумать. Хоть я всегда верил в осмысленность моего возвращения, но поиски настоящего смысла временно отступили в тень под напором актуальных событий. И особенной срочности пока не ощущалось, ведь народ вроде был избавлен от грубой нужды и унижения. Но судьба вновь, как некогда в Вене, решила открыть мне глаза.
Надо признаться, я недооценивал грандиозность задачи. Тогда, после мировой войны, я был, по крайней мере, безымянным солдатом из народа. Теперь же я господин Штромберг, но другой. Тот, кто всегда делает наци-штучки. Тот, кто может написать на листе упаковочной бумаги любое имя – и не будет никакой разницы.