Она вернет деньги мистеру Николсу. Ее мысли кружились в такт сушилке для белья.
Никки не хотелось говорить ей, что на самом деле его бесит необходимость сидеть в ее кабинете, играть с куклами и терпеть обращение «Николас». Просто он был довольно добродушным. Он не злился ни на свою мать, ни даже на Джейсона Фишера, хотя не надеялся, что его кто-то поймет. Фишер – обычный идиот, которому хватает мозгов, только чтобы задирать других. В глубине души он знает, что у него ничего нет. Что он никогда никем не станет. Он знает, что он фальшивка и никто его по-настоящему не любит. И потому обращает негативные переживания наружу – на тех, кто подвернется под руку. (Вот видите? Терапия пошла Никки впрок.)
Он услышал, как Джесс ерзает на сиденье. Она спрятала ноги под одеялом. Ее волосы пахли шампунем. Эду вспомнились батончики «Баунти».
Джесс продолжала расчесывать. Разглаживать и расчесывать. Потянуть, потянуть, отпустить.
– Но, знаете, мне будет еще лучше, если вы все перестанете таращиться на меня, пока я ем. А то такое чувство, будто у меня еще что-то где-то торчит.
– Я серьезно. В моем случае твои оптимистические фокусы не действуют. Что бы ни случилось, я наверняка потеряю все.