— Да, разумеется, — закивала я и обернулась к Алексу. — Я постараюсь справиться поскорее.
— Ну, блин. — Подруга поднесла к свету два почти одинаковых коричневых карандаша, сравнила их, подумала и забрала оба. — Представь: он сидит, ты склонилась над ним. Лицо близко-близко. Смотришь в глаза, наносишь, допустим, тени. Заодно возьми и оближи губы.
— Да куда душенька твоя пожелает, барышня!
Поздно! Я услышала. И поверила. Потому что это — апофеоз идиотизма: говорить человеку, которого и так тошнит от любого движения, такие гадости. Разве я могла подумать, что Алекс на такое сподобится?!
Я никогда прежде не жила в такой семье. Обо мне никто никогда вот так не беспокоился. Мать знала, когда я в порядке, а когда — нет. У нас кровная связь, и если кому-то действительно нужна помощь, нам об этом становится известно сразу. Но шестнадцатилетней школьнице не так уж часто угрожает смертельная опасность. А раз так — зачем маме лишний раз переживать?
— Не переживай, малышка, — пакостливо улыбнулся Шурик, — заказ принят в работу. Ты оценишь.