— М? — спросил мой двоюродный и рассмеялся. Я тоже улыбнулся — смущённо.
Мне доставило удовольствие увидеть, что он удивился. Но тут же удивление сменилось на его лице открытым, нескрываемым презрением. Просто убойным презрением, я бы сказал.
И мы снова ехали. И, казалось, не было разговора на полянке у дороги.
…Дома была тишина. Тётя Лина явно легла спать, не дожидаясь ни сына, ни племянника. Но меня это почему‑то не обидело и не задело. Чего ей нас ждать, да и беспокоиться особо — чего?
Что я мог сделать? Я присел рядом на стол и стал ждать. Теперь мне не было ни страшно, ни как‑то особо противно. Растерянность прошла полностью. Временами я посматривал на Юркино плечо, но кровь не шла, даже не сочилась. Но ею очень сильно пахло в комнате. Тяжёлый тёмный запах… От него рот сам собой высыхал, появлялся на языке противный вкус.
Мальчик набрал в песке камешков и стал бросать их в воду. Втайне он надеялся, что сейчас вылезет какое‑нибудь потревоженное чудовище и нарушит вечернюю тишину громким рёвом.