Рука, протянутая ко мне, безвольно опадает, и я сжимаюсь при виде боли, промелькнувшей в его глазах.
Правда, во вторник стало ясно, что Смиль в лазарете занимался не только оздоровлением организма.
Но мимо одной вещи я пройти не смогла. Я купила эту тетрадь и несколько карандашей. Мне просто необходимо записать все, что происходит. Я ухожу, не оставляя и следа в этом мире, оставаясь лишь в памяти Фара. Просто так уйти я не смогу, будет нестерпимо больно умирать, зная, что ничего не останется после, что вместе с моей жизнью угаснет все, что обо мне напоминает. Люди вокруг мало внимания обращают на бледную девушку, упорно куда-то бредущую, а потому я могу плакать сколько угодно. Вот только плакать почему-то не хочется. Внутри пусто и жжет в груди от отчаяния».
Я успела как следует рассмотреть обстановку первого этажа и сделала вывод, что Игнет такой дом в распоряжение мог получить только при одном условии: ему помогал Смиль. Не так уж и удивительно, он же несчастный мальчик с травмированной психикой, который защищался и так защитился, что теперь лечится.
– И они, – я показала в сторону Облачной Горы, – тоже так считают?
Он привел меня в репетиционный зал, где шторы все так же были опущены, а посреди комнаты стоял рояль. Заперев дверь и убрав ключ в карман, Кэд подвел меня к инструменту.