Сефарини жил в маленьком домике возле окружной дороги; перед окнами имелся пыльный садик, казалось содрогавшийся день и ночь под двойным напором не затихавшей ни на минуту автострады и проходящего прямо под фундаментом метро. При виде этого дома и притулившегося на тротуаре раздолбанного «Пежо-306» невольно возникал вопрос, куда уходят деньги, которые заколачивал Сефарини?
— Твоя мать выбрала тебе имя из-за Писарро. И продолжала любить твое имя, даже когда разлюбила художника.
— Ну, Мальваль, а у тебя что? — продолжил Камиль.
Луи составил собственный список. Когда он зашел, чтобы подвести итог, Камиль бросил на него вопросительный взгляд и понял, что коллеге повезло не больше, чем ему. Он рассеянно глянул в блокнот, куда Луи своим вычурным почерком вписывал находки: выстрелы из револьвера, удары ножом или кастетом, несколько изнасилований, еще одно повешение…
Второй любопытный факт касался одежды жертвы. В тот день на нем была спортивная голубая рубашка и белые мокасины. Его жена обнаружила этот факт при опознании тела. Она была совершенно категорична: у ее мужа никогда не было такой одежды. В ее заявлении даже упоминалось, что никогда «она не позволила бы ему надеть нечто подобное».
— Не надо этого делать, — повторял себе он, пока голос стюардессы не объявил, что посадка начнется через десять минут.