Тон судьи Дешам сильно переменился по сравнению с первыми днями, что само по себе было парадоксом. Чем больше буксовало расследование, тем она становилась покладистей. Ничего хорошего это не сулило, и Камиль пообещал себе до ухода перемолвиться словом с Ле-Гуэном.
Лезаж сделал жест, подчеркивающий, что теперь, когда и эта формальность выполнена, ему не терпится вернуться к своей работе.
— У меня их будет тыщи три, — бормочет Коб.
Точно. Схема человеческого генома, с которой поработал художник, оттенив ее тушью и углем.
— И ты не прав. Если так и дальше пойдет, твой Романист получит Гонкуровскую премию, причем единогласно. Мне только что звонила судья Дешам. Ты будешь смеяться…
— Да, понимаю, мне только что звонил дивизионный комиссар. Послушайте, господин судья…