И Ирэн начала тихо плакать, глядя на него. Камиль сжал ее руки. Он бы тоже заплакал, если бы это лицо с такой точностью не напомнило ему Ирэн из его сна, когда она говорила ему: «Разве ты не видишь, что он делает мне больно?..»
— Слушай меня хорошенько. У меня очень мало времени…
— Не многовато вы на меня навешиваете, а?
Камиль спросил себя, как он отреагирует, если однажды услышит, что сын называет его «милым».
Освобожденная от своего содержимого, комната выглядела еще просторней, чем всегда. Ирэн без всякого смущения разглядывала ее, лишь изредка бросая на Камиля вопросительный взгляд, когда собиралась перевернуть раму или поднести к свету полотно, которое хотела рассмотреть поближе. Камиль, сам того не желая, уселся именно там, где сидел отец, когда бывал здесь один. Ирэн говорила о полотнах, и точность ее замечаний удивила Камиля, а потом надолго остановилась у одной из последних работ Мод, неоконченной: глубокие красные тона, нанесенные чуть ли не с яростью. Ирэн держала картину в вытянутых руках, и Камиль видел ее только со спины. Мелом Мод написала своим крупным размашистым почерком: «Безумная боль».
— Мне довольно сложно говорить о деталях расследования. Согласно нашей гипотезе, эти два дела связаны. Поскольку первое преступление, судя по всему, было непосредственно навеяно книгой Джеймса Эллроя, мы задались вопросом, не были ли и другие…