– Но нам же скаковые нужны, – озадачилась я. – При чем тут те, что для сельхознужд?
– Ирка, никто не вмешается. Он древний. Это его право на жизнь и разум. И поверь, меньшее из зол для зимнего фейри. Князю никто не станет препятствовать. Даже Хранители. Потому что безумный или пресытившийся жизнью и ищущий острых ощущений Тай им аукнется гораздо более серьезными последствиями.
Часть картин была наполнена красками. Образ Арвиля чуть более блеклый, как белесой пылью припорошенный. Но были две черно-белых мозаики. В них я не чувствовала жизни. Они… пустой камень.
Бросила халат в кресло и стащила рубашку любимого мужа. Мечтательно улыбаясь, провела ладонью по ткани. Соскучилась… А он почему-то не приходил во сне. Неужели что-то случилось?! Не может быть! Не должно!
Пространство вокруг текло, менялось, сжималось, почти касаясь нас острыми гранями, которые уже через миг превращались в мягкие волны. И цвета! Создатель, я в жизни столько оттенков не видела! Казалось, камень никак не может определиться с формой, фактурой и гаммой. То в нем виделся крап гранита, то мрамор, то прозрачность янтаря, которая заставила меня вспомнить недавние фантазии на его тему. Янтарь, заключающий нас в сферу миг назад, стремительно светлел, расширялся, и вот высокие своды уже искрились золотом полупрозрачных, хрупких пластин слюды.
– Льета Ирьяна, – как сквозь вату донеслось до меня. – Льета!