Я перестал балансировать на границе Сумрака и прислушался.
Я хмыкнул, но пытаться разбираться в ситуации не стал. Это все человеческое. Президенты, генсеки, цари… Для людей – полновластные хозяева жизни и смерти. Для нас – секундные тени, мелькающие на периферии бытия.
– Знаешь, какой вопрос мучил меня последние три дня? – поинтересовался шеф, погрозив фривольной статуэтке.
Я неторопливо обошел четырехкомнатную квартиру, мучительно заставляя себя сосредоточиться. Последнее удалось не сразу. Взгляд постоянно цеплялся за непривычные мелочи: бронзовую чернильницу в кабинете, шелковые с кисточками шнурки на шторах в спальне, чайный сервиз тонюсенького, как бумага, китайского фарфора на кухне. Четвертая комната была заперта на ключ. Я вновь нырнул в Сумрак, прошел сквозь дверь и очутился в лаборатории. Ну, не совсем в лаборатории – скорее, в личной комнате ведьмы. Тоже обставленной не на трудовые доходы, но лишенной единого стиля и совершенно не похожей на остальные. Плазменная панель на стене соседствовала с картиной какого-то мариниста. Рядом с заставленным пробирками столом расположилась беговая дорожка. При моем появлении в клетке истерично забился попугай. Бедное животное…
Я невольно качнул головой и порадовался, что Алия этого не видит. В ней что-то неуловимо изменилось, но я никак не мог понять, что именно.
Кожа потемнела, стала твердой и холодной, как лед, но дискомфорт тут же исчез, утонул в поглотившей меня эйфории. Тонкие стальные чешуйки побежали от плеча к кисти, заключили ее в латную перчатку. Пальцы удлинились, превратились в железные когти. На груди проросли кованые пластины, ноги стали гибкими сверкающими колоннами. Я осторожно коснулся лица. Глухо звякнул металл.