Мать Кендарат посмотрела на улицу впереди. Слободки карабкались на довольно крутой склон холма, улица сворачивала и петляла.
Окошко захлопнулось окончательно. Венн хотел было постучать ещё, но передумал. Всё равно без толку.
– Наверно, наложницы стали с ним неприветливы, – отозвался другой всадник.
Рука – что рука, тьфу на неё, зарастёт, куда она денется. Худшие раны доводилось на себя принимать. А вот повадки женщины были ему непонятны, и это тревожило.
Шевелиться не хотелось. Волкодав посмотрел в темноту между ставнями. Я что, проспал целые сутки?..
На другой день после праздничной пирушки, устроенной жёнами каменотёсов, мать Кендарат с Волкодавом отправились на рынок. У старухи-травницы была крохотная лавчонка, полная запечатанных горшочков, таинственных склянок и не менее таинственных корешков, развешанных под потолком. Травница была слепорождённой, но любое снадобье доставала сразу и безошибочно. А ещё по лавчонке разгуливал, валялся вверх пузом, вспрыгивал на колени хозяйке крупный рыжий кот самого добродушного вида. Если верить слухам, вид был обманчив. Кот мгновенно бросался на всякого, протянувшего корыстную руку к хозяйкиному товару. Кто знал – утверждал: когти у него были, что гвозди.