Волкодав вернулся на свою подстилку и уселся доедать кашу.
Белобрысый между тем слабо зашевелился, пытаясь если не подняться, то хотя бы ползти. Волкодав подошёл к нему, нагнулся и поставил на ноги. Тот охнул, замычал и схватился за его рубашку, но устоять не было силы, голова клонилась на грудь. Венн обхватил его поперёк тела, перенёс к костру и усадил на войлочную подстилку.
Всё-таки он оглянулся через плечо, туда, где высоко над заполненной молочным туманом долиной безмолвно царствовали морозные пики. Кажется, здесь было самое последнее место на дороге, откуда у горизонта ещё были видны три громадных зубца. Волкодав знал, что до смертного часа их не забудет.
Неужели возможно, чтобы срамная язва земли, вроде бы оставшаяся далеко-далеко, протянула отравленное щупальце даже сюда? И если так, я-то чего ради сюда пришёл? Неужели только затем, чтобы снова понять: тот мир по-прежнему крепко держит меня?..
– Что странно, госпожа? – удивился Иригойен, выходивший задать сена ослику.
– Это страшная работа, но и благочестивая, – рассказывал Иригойен. Названый брат уговаривал его пожить, однако гимнопевец решил не отставать от друзей. – Раньше лямку возлагали на себя харраи, провинившиеся перед государем. Людям кажется, тогда-то Халисун был велик и вёл свою восточную границу по берегу, с которого виден дым над огненными горами Меорэ. Ныне мы оскудели и жалуемся на утрату земель, а опальные вельможи ставят в лямки рабов.