Рассказывали, будто в давно прошедшие времена каторжников, приговорённых к замене, попросту вели на отвалы – и удар тяжёлой дубинки настигал их уже там. Иные, в ком дух умирал раньше тела, шли безропотно и погибали без звука. Однако другие являли столь внезапную и яростную волю если не к жизни, то к мести, что от прежнего обычая решено было отказаться. Волк пинком сбросил вниз верёвочную лестницу и ловко соскочил в яму.
На руках у Кермниса Кнера были толстые кожаные рукавицы. Он бережно нёс большой стеклянный сосуд, почти до краёв полный бурого, с жирными переливами, студня. Студень тяжело колыхался, распространяя запах земляного масла, вываренных костей и ещё чего-то столь же противного.
– Мы с Кинапом уже оставили позади молодость, но Богиня всё не улыбалась нашему ложу, – рассказывала Айсуран. – Люди помладше нас чаяли появления внуков, а мы никак не могли дождаться детей…
Волкодав согнул вместе концы двух длинных лозин и стал заплетать остов щита вицей, скручивая хлысты «верёвочкой»: так будет прочнее. Между прочим, толочь овощи на подливу в испорченной ступе повару предстояло, только если завтра будет победа. Иригойен же говорил о его страданиях как о деле решённом. Знак какой прочёл на лике Луны? Или просто по чистоте сердца?.. Волкодав не стал спрашивать.
Двор явно принадлежал высокородному вельможе, может, самому наместнику. Створки ворот стояли распахнутыми, свидетельствуя, что любой горожанин может прийти к своему вейгилу с жалобой или просьбой. Как раз когда странники миновали ворота, оттуда на рослом шо-ситайнском коне выехал всадник в нарядном чёрном кафтане. И тут же взмахнул свистящим хлыстом, поднимая золотистого красавца в галоп.
– Средство есть, – неожиданно произнёс Муруга. Все повернулись к нему, и он сказал, словно продолжая какой-то давний спор: – Вспомни, жрица Милосердной: подобное исцеляют подобным. Разведённый яд порой лечит, а самое животворящее зелье, принятое в излишнем количестве, становится ядом. Спасение от хирлы – в крови человека, сумевшего её побороть.