Лайза так и заснула — разнеженная, мягкая, доведенная в сознании почти до амебной примитивности — в чужой спальне, в руках Чейзера.
Шорох бумаг, рукопожатие (его она не услышала, но представила), звук удаляющихся по коридору шагов. Неизвестный Харви ушел.
За окном мелькнуло ответвление на Хааст — две правых полосы отделились и плавной дугой завернулись бетонным кольцом, превращаясь в новую дорогу, которая через полминуты растворилась в зеркале заднего вида.
— Я… — слова давались тяжело, несмотря на положительное течение разговора: вдруг через час этот мужик вновь примет охладитель для души, и оттепель закончится? — Я хочу уйти.
Детально осмотрев каждую вещь, Чейзер еще раз перечитал найденную на трусиках записку; его улыбка сделалась совсем ласковой — превратилась в ту, от вида которой смертники с петлей на шее предпочитали самостоятельно случайно соскользнуть с табуретки.
Закончив клеить, Мак с минуту смотрел на буквы, затем бросил кисточку на тряпку и вздохнул. Эту ночь он вновь проведет в каюте один, покачиваясь вместе с палубами, вторя движениям водной поверхности безымянного моря, утопая в безвременном пространстве. Вдали от мира, вдали от дома, в котором почему-то больше не мог находиться.